Артист

– Вот ты, чертяка, не узнать, загорел прям как негр, поправился, – Сергей крепко пожал Фиме руку, – тоже решил отдохнуть?

– Нет, я теперь тут живу.

– В гостинице?

– Да нет же, в Пятигорске, – Фима потянул Травина за собой к конторке курортного управления. – Маруся, познакомься, это Сергей Травин, мы с ним в Москве приятелями были, а потом он, представляешь, пропал.

Травин было хотел сказать, что они, собственно, уже знакомы, но Маруся сделала страшные глаза, протянула руку.

– Очень рада, товарищ Сергей. Познакомиться, а не тому, что вы пропали.

– Взаимно, – он ответил на рукопожатие.

– Мы с Марусечкой женаты, – гордо сказал Ефим, расправляя впалую грудь, – уже год. Представляешь, как её встретил, так прежнюю жизнь словно обрубило, бросил всё, Москву, больницу, всю эту столичную суету и переехал сюда. Маруся, я, собственно, зашёл сказать, что у меня сегодня с утра работа, и я к обеду могу не вернуться. К нам пациента привезли, профессор требует, чтобы я ассистировал. Ты удивишься, когда увидишь, что это за случай. Представляешь, вот обычный человек, никаких внешних повреждений, словно только из ванной вылез, милиция не знает, что и думать. Его нашли возле рельсов, наверное, с поезда упал, но ни переломов, ни даже серьёзных синяков. А ведь мёртв, чертяка, окончательно.

Маруся удивлённой не выглядела, скорее опечаленной, и явно не из-за чужой смерти.

– Отчего же он умер? – удивился Травин.

– Вот здесь, брат, загадка, – торжествующе ответил Ляпидевский, – которую нам с профессором предстоит разгадать. Как и личность потерпевшего. Серёга, ты заходи, я днём в курортной больнице, в патологоанатомическом найдёшь, а по вечерам дома.

Он ещё раз тряхнул руку Травина и ушёл.

– Ага, по вечерам, – Маруся проводила его взглядом, – на работе он своей женат, а не на мне, кроме как о мертвецах своих ни о чём не думает. А ты с Фимой раньше вместе работал?

С уходом мужа она снова стала вести себя свободно, только глаза чуть потухли.

– Нет, – Сергей уселся на край стола, тот жалобно заскрипел, – меня на войне контузило, так, что память отшибло, и прямо с фронта в госпиталь отправили, с Москву. Я тогда совсем плох был, ничего не помнил, ходить учился заново. А Фима там лаборантом работал, так и познакомились, ну а потом встречались периодически, я с ребятами из их больнички в волейбол играл. Что, ревнует?

– Страшно. Но он талантливый, а таким людям свойственно.

– Да, – Сергей моргнул, что-то в разговоре с Фимой его зацепило, – талант, это у него не отнять.

– Вот думаю уйти, но ведь он не вынесет, – продолжала девушка, – знаешь, какая у него личная драма была, он любил женщину, а та ушла к артисту. Он даже стреляться хотел, только не знал, как.

Травин хотел было позвать Марусю позавтракать, курортники, судя по всему, в услугах дежурной не особо нуждались, но после её слов резко передумал. Все эти романтические проблемы, особенно в виде одного монолога, который был продолжением другого, незаконченного, могли испортить аппетит. Так что он попрощался, сославшись на несуществующие дела, и отправился в ближайшую чайную.

Под полосатым навесом стояли столики и деревянные раскладные стулья, официантов здесь не держали, каждый подходил, заказывал то, что готовил повар, мужчина лет пятидесяти, коротко, почти под ноль стриженный, со свёрнутым набок массивным носом, а потом возвращался к прилавку за готовым блюдом. На деревянных полках, прикрытых марлей, лежали ещё тёплые пирожки и булочки, рядом стоял самовар с кипятком, на плите грелась сковорода, в которой жарилась кровяная колбаса, рядом с ней вторая, побольше – в неё повар только что бросил кусок сливочного масла, разбил четыре десятка яиц, залил молоком и теперь помешивал, отрывая поджарившиеся кусочки от дна. Топлёное масло пахло орехом, от колбасы шёл такой аромат, что кишки в предвкушении заворачивались в клубок, яичница потрескивала, плита бросала в посетителей волны жара, которые смешивались с южным осенним теплом.

Сергей взял две мягкие белые булки с подтаявшим куском масла, плошку с абрикосовым вареньем, налил в стакан сладкий горячий чай и попросил четыре больших куска колбасы с яичницей. Или лучше пять.

– Сию минуту, – лениво ответил повар, кивая на других посетителей, – сейчас яичня дойдёт, и всем достанется, я позову. Присаживайтесь, товарищ, в ногах правды нет.

В случае с поваром – в ноге, когда Травин стоял у прилавка, то увидел, что вместо одной нижней конечности у того деревянный протез, но несмотря на это, двигался пожилой мужчина бодро и даже с изяществом, выполняя на деревяшке стремительные пируэты. Сергей уселся за столик, разломил булку и нанёс на ноздреватую поверхность толстый слой масла. Сахара в чай не пожалели, он надеялся восполнить всю ту энергию, которую потратил на бег.