Артист

Ляпидевский был одним из тех людей, которые страстно увлечены наукой и горят поделиться своей страстью с другими. Будущее цивилизации рисовалось ему в фантастических тонах, он был твёрдо уверен, что пройдёт ещё двадцать, максимум тридцать лет, и у природы не останется тайн. И что именно он, Ефим Ляпидевский, будет одним из тех, кто эти тайны раскроет. В другое время Сергей бы с удовольствием прослушал небольшую и очень познавательную лекцию, но стрелка часов приближалась к обеду, поэтому он пожал Фиме руку и попрощался, обещав заглянуть на днях.

Кольцова говорила, что Федотов живёт не один, а с какой-то женщиной, по дороге Травин зашёл в лавку, купил бутылку сухого вина, небольшую головку кавказского копчёного сыра, фунт ветчины и полдюжины трубочек с заварным кремом.

Небольшой одноэтажный дом, выкрашенный жёлтой краской, стоял на углу бывших Графской улицы и Ермоловского проспекта. Сводчатая арка вела в общий с другими строениями двор, разделённый низким заборчиком. Во дворе росла шелковица и бродили куры, в той части, которая относилась к дому Федотова, двери вели в четыре квартиры и подвал, в подвале жильцы хранили свои запасы варенья и овощей, телеграфист жил в левой квартире возле арки, три его окна выходили на Университетскую.

Выкрашенная коричневой краской дверь с железной ручкой была заперта. Травин постучал, подождал несколько секунд и постучал ещё раз. Со стороны улицы раздался скрип, задребезжало стекло, кто-то открыл окно.

– Подождите минуту, пожалуйста, – раздался голос Федотова, – я мигом.

Ждать пришлось чуть меньше, в скважину вставили ключ, повернули, и на пороге возник телеграфист в коляске.

– Привет, – сказал он, – прости, что заставил ждать, понимаешь, заперли меня как в каземате. Проходи скорее.

Сергей зашёл в небольшую прихожую с вешалкой, которая выходила в коридор. Федотов занимал три комнаты, в первой дверь была распахнута, там стоял буфет, кухонный стол и кухонный шкаф с примусом, на стене висел рукомойник.

– Сюда, – телеграфист показал на вторую комнату, – ты, брат, поспеши, а то я завтракал рано, кишка с кишкой разговаривать уже начала, но тебя дождался. Садись, не стесняйся, у нас сегодня всё по-простому.

Вторая комната была больше первой раза в два, там стояла односпальная кровать, шкаф с зеркалом и круглый стол с четырьмя стульями. На столе стояла супница и три тарелки, запотевший графин с прозрачной жидкостью и доступные дары южной России – помидоры, абрикосы, колбаса и мягкий сыр. Травин добавил к натюрморту бутылку вина, а остальные продукты отнёс на кухню, хоть Федотов и протестовал.

– А то, можно подумать, у нас есть нечего, – говорил он, – ты, брат, конечно же молодец, но это лишнее.

– Ничего не лишнее, – раздался женский голос, и через порог переступила молодая женщина.

Она была в точности такая, как её описала Кольцова – выше среднего роста, с тонкой талией, наивными чертами лица и большими карими глазами. Каштановые волосы женщина скрыла под косынкой.

– Витя, что ты дверь оставил открытой? Помнишь, что дворник сказал, уже два примуса украли. Здравствуйте, товарищ.

Женщина протянула руку, пальцы у подруги Федотова были тонкие и прохладные.

– Сергей Олегович, – представился Травин, – но лучше просто Сергей.

– Мария Ильинична, – женщина чуть присела, изображая книксен, – и вы тоже зовите меня по-простому, как все друзья зовут, Мура или Мурочка. Витя, ты принял лекарство?

Федотов кивнул.

– Хорошо, умничка. Рада знакомству, приятного аппетита, – Мария отступила на шаг к третьей комнате.

– А как же вы? – спросил Сергей.

– Да, – Федотов чуть из коляски не выпрыгнул. – Машенька, ну, пожалуйста, отобедай с нами. Товарищ не то что не возражает, а требует. Серж, ты ведь требуешь?

– Да, – Травин слегка озадаченно кивнул. – Смотрите, рядом с нами будет стоять пустая тарелка, да у нас кусок в рот не полезет.

– Ну хорошо, так и быть, – Мурочка царственно кивнула, потом прыснула. – Я быстро, присоединюсь к вам через десять минут, мне надо себя в порядок привести.

Когда дверь в её комнату закрылась, Федотов дёрнул Травина за рукав, сам подкатил к столу, переполз на стул.

– Садись, хряпнем по маленькой, закусим.

Он разлил жидкость из графина в две рюмки.

– Не могу, – Сергей постучал по голове кулаком, – от одной капли раскалываться начинает, доктора говорят – из-за контузии. Даже пиво не идёт, как проклятие какое-то.

– Тогда вот морсу налей, а я, брат, выпью. Ты не поверишь, какое мне счастье подвалило с Машенькой, вот расхрабрюсь, возьму и признаюсь.

– В чём? – не понял Травин.

– Что люблю её.

– Погоди, я думал, вы вместе живёте.

– Куда там, – телеграфист огорчённо махнул рукой, – комнату ей сдаю, а она вон возится со мной, вроде как вместо платы. Разве такая посмотрит в мою сторону? Серж, ты же её видел – богиня, других слов нет. Только чувствую, вот здесь, сердцем, и я ей чуточку небезразличен. Смотри, и обед она приготовила, и по утрам меня на работу отвозит, и на процедуры иногда, и даже на аэродром раз в неделю, я ведь снова летать начал, на местной базе Осоавиахима. Никакими деньгами такое не измерить.