Артист

Травину только и оставалось, что молчать и слушать. Кольцова заявила, что между ними двумя явно есть романтическая связь, да и соседка ей сказала, мол, женятся скоро. Но Федотову пересказывать это не стал, тот все десять минут, что его квартирантка причёсывалась и припудривалась, разливался соловьём о своих чувствах и замолчал, только когда Мария-Мурочка появилась в комнате. Она распушила волосы и надела короткое приталенное платье. Когда женщина села на стул, платье натянулось на небольшой груди и сдвинулось вверх, обнажая часть бедра. Чулок женщина не носила, ноги её были загорелыми и стройными.

Несмотря на опасения Сергея насчёт обеда с влюблённой парочкой, всё прошло неплохо. Суп с потрошками был великолепен, жареная курица с рисом почти вся досталась Травину. Федотов и Мурочка отломили по крылышку и на этом ограничились, Федотов пил водку, Мария – принесённое Сергеем вино, а сам Травин – шелковичный морс. Разговор получился непринуждённый, без подколов и неуместных шуток. Телеграфист ударился в воспоминания о военных годах, но не лепил из себя героя, а всего лишь рассказывал эпизоды, связанные с ним и Сергеем. Если бы не головная боль, эхом отдающая на воспоминания, Травин отлично бы отдохнул.

– Видела бы ты, Машенька, как он на «ньюпоре» летал… – говорил Федотов. – Серж тогда совсем юношей был, шестнадцать, кажется, лет, а уже богатырь, почти как сейчас, в обычный биплан не помещался, так он для полковника Татищева приспособил кабину, тот тоже был мужчина выдающийся, шесть пудов весом, такого хорошо если «Муромец» подымет. А Серж двигатели переделал, перегородку убрал, крыло поднял, и забрался полковник как миленький. Ну а наш пострел в свободное время на том же аэроплане поднимался, такие штуки выделывал, куда там взрослым товарищам.

– Так вы тоже лётчик, Сергей? – спрашивала Мурочка, аккуратно, белоснежными зубками снимая мясо с куриного крыла.

– Он у нас техником был, я тебе скажу, лучше техника я не встречал за войну, – за Травина отвечал Федотов. – Правда, в их авиаотряде я, считай, проездом оказался, но за это время успел убедиться. И вообще, он ведь не первый лётчик в семье, Олег Станиславович Травин, его отец, одним из первых российских асов был. Он с моим отцом знался и много рассказывал, и потом общие знакомые нет-нет да и посылали весточку, потому могу ответственно утверждать – Серж своей фамилии не посрамил.

Мурочка бросала на Сергея слегка заинтересованные взгляды, но телеграфист упрямо этого не замечал или не придавал значения.

– А я вот сейчас «юнкерс» осваиваю. Точнее, мы с Машенькой каждый понедельник или среду в Минеральных Водах на аэродроме. Их там четыре штуки, «тринадцатых», с четверга по воскресенье они почту возят, а с понедельника по среду на них курсантов учат. Ну и я на добровольных началах, так сказать, начальник авиашколы – мой старый приятель. А у Машеньки талант, всего семь раз в воздухе, а уже сама на посадку идёт, правда, с моей помощью.

– «Юнкерс» – машина серьёзная, – Сергей вытер рот салфеткой. – Там же два пилота и четыре пассажира свободно помещаются? Нам такая почту привозит.

– Именно так, – подтвердил Федотов, – ты представь, какая махина. Управление несложное, руля слушается отлично, мотор – зверь, но после бипланов, я тебе скажу, совершенно другое дело. Взлёт обычный, отрывается плавно, а вот когда на посадку заходишь, тут, брат, надо в оба смотреть, сам не сядет, чуть что, и в пике. Один глаз на высотометр, другой на землю, и чтобы не сваливался в стороны. Я сам до педалей ещё не дорос, так что без инструктора никак, но надеюсь, очень надеюсь. Надо нам с тобой как-нибудь попробовать, да что там как-нибудь, айда в среду вместе на аэродром к полудню. Договорились?

Постепенно разговор ушёл от авиации к мирной жизни, Федотов принялся выяснять, как устроено телеграфное дело на Псковском почтамте, Мурочка должна была бы заскучать, но нет, тоже живо принимала участие в обсуждении, хотя, судя по всему, ни черта в этом не смыслила. На столе появился чайник, трубочки с кремом пришлись как нельзя кстати, Травин оставил их хозяевам, сам всё больше на варенье налегал. Когда на столе почти ничего не осталось, настенные часы показывали половину пятого. Сергей поднялся, прощаясь.

– Подожди ещё минутку, посоветоваться с тобой хотел, – Федотов не стал настаивать на продолжении вечера, он осоловел от выпитого спиртного и беспричинно улыбался, – ты же в таких делах человек опытный.

– В каких?

– Да понимаешь, какая штука вышла. Ты ведь Мишу Абрамовича знал, кажется, да это ведь брат Всеволода, который с Шаховской разбился, помнишь? Должен слышать об этом случае, перед войной все говорили. Миша в вашем авиаотряде служил в пятнадцатом, потом его в Гренадёрский корпусной авиаотряд перевели.

Травин кивнул, стараясь не морщиться. Лицо Абрамовича появилось в памяти и пропало.