Один из подручных тут же навалился Варе на руки, другой снял с изголовья кровати чулки и запихнул ей в рот, стоило главарю убрать руку. Варя сжимала губы, но сильные пальцы сдавили ей челюсти с боков, так, что аж искры из глаз посыпались, а потом шелковая ткань просунулась между зубов. Вторым чулком ей замотали голову так, чтобы она не могла вытолкнуть кляп. Тот подручный, что затыкал ей рот, переместился вниз, держа ноги, а Фёдор слез с Малиновской, не торопясь снял пиджак, повесил на стул, проверил дверь. Потом снова подошёл к кровати, уткнул женщине конец трости в подбородок, запрокидывая голову так, чтобы она его видела. Наклонился поближе, провёл пальцем по расцарапанной щеке, потом им же, испачканным в крови – по лбу Малиновской.
– Ну что, курва, позабавимся? Сенька, держи крепко. Вон ещё чулки валяются, вяжи её.
– Будет сделано, – рыжий ухмыльнулся, продемонстрировав золотой зуб, схватился поудобнее, поймал чулок и начал обматывать им ноги Малиновской, – маруха высший класс. Фёдор Иваныч, вы уж и про нас не забудьте.
– Тут на всех хватит, – Фёдор расстегнул пуговицу на жилете, – торопиться, ребя, не будем, это ж артистка знаменитая, толк знает, как обслужить, по рукам ходила не один круг. Так ведь, шмара?
Малиновская замычала, с ужасом глядя на то, как её знакомый потихоньку разоблачается. Фёдор не торопился, он наслаждался её страхом. Сняв жилет, он достал из кармана брюк раскладной швейцарский нож, раскрыл, надрезал ткань платья. Нити расходились с противным шорохом, который бил Малиновской по барабанным перепонкам. Фёдор дошёл до того места, с которого была видна тесьма бюстгальтера, помял женщине грудь, потом бедро, забравшись под платье.
– Хороша девка, – сказал он, – налитая, упругая, даром что изнеженная. И хавырка что надо. Петька, ты на этой неделе отличился, будешь вторым, а уж тебе, Сенька, что останется.
Судя по смешкам, остальных насильников это вполне устраивало. Они не пытались обсудить, что будет дальше, что они сделают с Малиновской, когда наиграются, и от этого Варе стало ещё страшнее, её, скорее всего, в живых оставлять не собирались.
Зоя выскочила из номера Малиновской в слезах, клятвенно пообещав не подходить к этой сволочи ближе, чем на километр, но понимала, что и на этот раз проглотит обиду. С артистки вполне сталось бы выставить гримёршу на улицу, а потом нажаловаться руководству «Совкино». Идти в продавщицы папирос Зое не хотелось. Она дошла до конца коридора и остановилась возле лестницы, вытирая слёзы рукавом. Саквояж с пудрой и кремом остался в номере Малиновской, она подождёт немного, потом заглянет, словно за своими вещами, артистка была женщиной вздорной, но отходчивой, так что наверняка захочет помириться. Да, придется просить прощения, но тут уж Зоя не видела, как иначе можно поступить.
По лестнице поднимались четверо – мужчина в белоснежном костюме и модных ботинках-шимми, за ним двое как из деловых, замыкал шествие невысокий тощий мужчина в форменной куртке отеля. Коридорный на лестничной площадке обогнал остальных, подошёл к двери Малиновской и остановился. Мужчина в белом постучал в дверь тросточкой, приоткрыл дверь, с усилием вцепился в ручку, между ним и артисткой что-то происходило. Деловые встали по обе стороны двери, засунув руки в карманы, а коридорный подошёл к Зое, подтолкнул её к ступеням.
– Иди подобру-поздорову, – сказал он, – да побыстрее.
– Что происходит? – спросила девушка.
– Не твоё дело, – коридорный ухмыльнулся. – Они разберутся, а ты чтобы тихо, а то…
Что будет, если Зоя зашумит, он не сказал, но сделал жест руками, словно сворачивая шею. Гримёрша отступила и пошла вниз по лестнице, оглядываясь. Малиновская жила на последнем, четвёртом этаже, время было позднее, девять вечера, но гостиница стояла почти пустой, постояльцы разбрелись по увеселительным заведениям. Зоя спускалась сначала медленно, потом всё быстрее, она помнила, что обычно у входа стоит милиционер. Можно было позвать кого-то из своих, но Свирский лежал в больнице, счетовода уже третий день никто не видел, а остальные жили в комнатах двумя улицами ближе к вокзалу. Она спустилась вниз, конторка, за которой обычно сидел портье, была пуста, но возле двери стоял швейцар.
– Там, – подскочила она к нему, – в номере…
Швейцар посмотрел на Зою снисходительно.
– Вы, гражданочка, не волнуйтесь, – сказал он, – что случилось?
– В номере мужчина, – запинаясь, сказала девушка, – а там ещё женщина.
– И такое случается, шашни всякие, – швейцар усмехнулся, – вы сами здесь проживаете?
– Нет.
– Не положено, гражданочка, вам здесь просто так волноваться и панику поднимать. Запрещено. Так что извольте выйти.