Артист

– Справляемся, четыре телеграфиста, ещё двоих берём, молодые парни из Ленинграда, только что техникум окончили. Я-то сам в этом деле человек новый, если бы не заместитель мой, Циммерман, ни за что бы не справился. Ты как в Пскове будешь, заходи, я тебе тоже всё покажу и расскажу.

– А что, – Олеся лукаво взглянула на молодого человека, – может, и буду.

* * *

Завадский жил в станице Горячеводской, в доме неподалёку от реки. Если в городе ещё как-то можно было найти нужный адрес по указателям, да и то не всегда, то в станицах и посёлках ориентировались на имя владельца, особые приметы и тычки пальцами местных жителей. Правда, в милиции был свой план Пятигорска и окрестностей, с поимённым перечнем владельцев, необходимым для регистрации и поиска преступников, но только для внутреннего пользования. Пеструхиных в Горячеводской было по меньшей мере подворьев двадцать, но вот дом с флигелем возле реки – единственный, остальные приткнулись ближе к церкви. Именно на этот дом показал Травину швейцар, когда сдавал Панкрата с потрохами, поэтому Сергей и сказал Кольцовой, что встреча может быть ловушкой, только причину не объяснил.

На стук в дверь открыла полная женщина с маленьким ребёнком на руках, тот сосал большой палец и пускал слюнявые пузыри. Услышав фамилию Завадского, она махнула рукой в сторону флигеля.

– Там они сидят. А вы что, по поводу коровы али овец?

– Коров? – удивилась Кольцова.

– Вам же ветеринар нужен? – равнодушно спросила женщина.

– Да, собачку хотим полечить.

– Совсем с ума посходили, шавок лечат, как людей, – сказала хозяйка дома и захлопнула дверь, в сторону Травина она даже не посмотрела.

– Мы пришли к ветеринару, – Кольцова рассмеялась, потянула Сергея за руку, – это и есть твоя особа, приближённая к императору? Гигант мысли?

Завадский ждал их возле двери, он держал в руках золотые часы на цепочке и важно хмурился. При виде гостей он церемонно поклонился, пожал руку Сергею и приложился к руке Кольцовой. Одет был ветеринар в серый форменный сюртук, на петлицах три маленькие звёздочки стояли на одной белой линии, а на груди висел орден Станислава 3-й степени.

– Без трёх минут двенадцать, – сказал он, – точность, достойная благородных людей. Пожалуйте, господа. И дама.

Он провёл гостей в комнату, где стоял круглый обеденный стол, застеленный жёлтой скатертью. Окна, несмотря на хорошую погоду, были плотно закрыты шторами, и единственными источниками света служили два канделябра со свечами. Завадский подождал, пока Кольцова сядет на стул, и уселся во главе стола в кресле с высокой резной спинкой.

– Да-с, – сказал он и замолчал.

Молчал Завадский не просто так, а набирался сил. Дальше он выдал речь, в которой не прерывался ни на секунду. Себя он назвал предводителем дворянства Пятигорского уезда, посетовал, что другие люди благородного происхождения бороться с большевиками не спешат, а даже наоборот, верно им служат.

– Прислуживают, – с яростью сказал Завадский и треснул кулаком по столу. – Отворачиваются, подлецы, когда меня видят, забыли, кто они есть.

Затем ветеринар коротко обрисовал политическую ситуацию, прошёлся по городскому водопроводу и трамвайным линиям, а также состоянию храмов и присутственных, как он выразился, мест, в которых теперь обитали одни хамы и невежды. Травин с Кольцовой переглянулись, чтобы уйти, но Завадский наконец перешёл к сути.

По его словам, в окрестностях Пятигорска в условиях строжайшей конспирации действовала организация монархистов. Степень таинственности была такая, что одни члены команды ничего не знали о других. Всех их знал только сам Завадский и его двое ближайших помощников. В подтверждение ветеринар продемонстрировал тетрадь, где аккуратным почерком были записаны три десятка имён.

– Вот смотрите, – Завадский ткнул пальцем в одну из строк, – к примеру, надворный советник Викентий Иванович Тарасенко. Служит в городской больнице доктором, осматривает, уж простите, мужское естество. Лично мы, естественно, никогда на темы восстания не говорили и даже не знакомы, вся связь только через третье лицо. Так я недавно к нему заявился с мелкой личной проблемой, а он, шельмец, услыхал мою фамилию, и ни в какую, словно не узнаёт. Я не удержался, дал ему за осмотр царский червонец и подмигнул. Так он взял и подмигнул мне в ответ.

Ветеринар захихикал.

– Или вот вам ещё, появился в городе некий Михалков Владимир Александрович, вот он, голубчик, под номером двадцать шесть, по сельскохозяйственной части служит в кооперации, и что думаете, этим вот летом тоже записался в наш союз. Иногда, знаете, прихожу к ним в контору по служебным делам, раскланиваюсь, так смотрит на меня, словно на пустое место, якобы и слыхом не слыхивал.

– Но ведь они вас только по фамилии знают, мало ли Завадских ещё? – спросила Лена.

– Да-с, тут вы правы, может оплошность выйти, – вынужденно согласился ветеринар, – об этом я, признаться, как-то не подумал. Но всё же курьёз.

Он замолчал, что-то обдумывая.

– А эти двое помощников, – уточнил Травин, пользуясь короткой паузой, – кто они?