Артист

Обвалочная занимала каменную одноэтажную пристройку с холодным подвалом поодаль от основных зданий мясокомбината. Свежие туши уходили в цех, а всякий порченый и залежалый товар отбраковывался и шёл сюда. Четверо обвальщиков отделяли куски с застоявшейся кровью, заветренные и с выростами, ненужную требуху и кости, их отправляли на корм собакам и свиньям, а остальное уходило торговцам дешёвой уличной едой. Отдельно шли кишки, их тут же промывали и замачивали в рассоле. Из четверых работников двое были родными братьями Пеструхина, а ещё двое – шуринами, так что Панкрат мог говорить не таясь. Старший из братьев, Захар, пятидесяти лет, кряжистый, седой, с изрытым оспой лицом, методично орудовал топором, остальные кромсали части туш ножами и раскладывали готовый товар по тележкам.

– Мы с Фомой сделаем, – сказал Захар, вытирая холстом окровавленные руки, – чай не впервой, но ста рубликов маловато будет. Ты добавь нам ещё столько же, по-родственному, небось с фрица-то поболее снял. Говорят, больно здоров этот фраер, возни много.

Панкрат поморщился.

– Добавлю, если всё справите, – согласился он.

Глава 21

До конца рабочего дня оставалось совсем немного. Плоткин аккуратно пробил дыроколом отверстия в стопке бумаг и нацепил на проволочки в картонную папку. Очередной поп раскаялся в своих молитвах против советской власти, а заодно сдал своих товарищей. С религиозным контингентом работать было сложно, но интересно. Бывает, поймаешь такого субчика в рясе, бьёт себя пяткой грудь, мол, ни слова не скажу, стоит надавить, без рукоприкладства почти, силой убеждения, грешки вспомнить, и пожалуйста вам, как на исповеди расскажет, что знает и о чём только догадывается. Вот таких Плоткин любил – с гнильцой, со скелетами по шкафам, считай, готовые стукачи. Правда, встречались и сознательные, причём как те, что заодно с большевиками, но от своих заблуждений культовых отказываться не хотят, так и другие, которые против советской власти. С ними уполномоченный предпочитал не связываться, беседовать бесполезно, к стенке сразу надо ставить, а с высшей мерой социальной справедливости в ГПУ с недавних пор был строгий учёт и контроль. Ничего, и те, и другие никуда не денутся, всех их под корень выведут, потому что в пролетарском государстве места для всяких культов не предусмотрено. Громада православного храма за окном вслед за обитателями ждала своего часа, устроят в нём какой-нибудь клуб или даже зернохранилище. А то и вовсе снесут.

Тем не менее мысли уполномоченного витали далеко от религиозных проблем. Он примерял на своём френче место для почётного знака, или что там скромничать, для Красного Знамени. Если всё получится так, как обещала гражданка Мария Брумкина, честь и хвала будет ему, Михаилу Плоткину, поймавшему белогвардейских диверсантов и раскрывшему крупный заговор. Из Владикавказа в Ростов в обстановке строжайшей секретности вот-вот должен был отправиться поезд с оружием и ценностями, замаскированный под обычный товарный. Об этом не знали даже в Терском окрсовете и окркоме, да что там, и в окруправлении ГПУ в курсе было всего четыре человека. Или пять, включая сексота Брумкину. Банда бывших офицеров должна была напасть на поезд западнее станции Минеральные Воды, туда к нужному моменту подтянут кавалерийский эскадрон, а внутри, в вагонах, будут сидеть бойцы ОГПУ. Брумкина утверждала, что тайная организация насчитывает почти сорок человек, но на поезд нападёт не больше двух десятков, вооружённых пулемётами и винтовками. Ещё один секретный сотрудник, Василий Брумкин, заменит динамит на путях взрывпакетом, поезд остановится, и тогда всю контру возьмут одним махом, и тех, что соберутся в условленном месте, и тех, которые останутся в городе. Вместе с их главарём Завадским. Уполномоченный лично наблюдал за этим подлецом, маскирующимся под ветеринара, и уверился, что тот очень хитёр и опасен.

Конечно, у Плоткина возникали сомнения, никого из штатных сотрудников ОГПУ внедрить в банду не удалось, и приходилось рассчитывать только на слова Мурочки. Но и тут уполномоченный видел только выгоду, если вместо двадцати человек они поймают пять или шесть, он всегда может арестовать и расстрелять Брумкину и её брата, эскадрон так и так отправляется на учения, а охрана поезда ничем не отличается от той, что обычно придаётся ценному грузу. Он докажет всем, что Михаил Плоткин не какой-то там шлимазл, сидящий на своём месте только благодаря личным связям с начальством, но опытный и успешный сотрудник. И обязательно утрёт нос инспектору особого отдела Бушману, а то этот поц слишком много о себе думает.

В комнату заглянула симпатичная синеглазая брюнетка.

– Извините, машинистки нет на месте. Это вы товарищ Бушман?

– Дальше по коридору, – недовольно ответил Плоткин, – там на двери табличка висит, «Особый отдел».

– Спасибо, товарищ, – брюнетка мило улыбнулась и исчезла.

Плоткин помрачнел. Пока что не к нему, а к Бушману шастают вот такие фифы, но дайте срок, ещё несколько дней, и всё наладится.

* * *