Артист

– В Пскове? – Ляпидевский задумался. – Город старинный, Маруся могла бы свои экскурсии водить. Я подумаю. Но лучше в Ленинград, мне там хорошее место предлагают.

* * *

– Я место знаю, где схорониться, – Панкрат смотрел на Генриха прямо, без страха, – там никто искать не будет, но сперва с этим здоровяком надо разобраться, больно много вопросов задаёт. Один раз спросит, другой, ничего, а как рыскать начнёт, мильтоны пронюхают, а уж там заложат нас кореша за милую душу, и меня, и тебя. С Федькой-то удачно вышло, и с этим то же сделаем.

Липке-младший не обидел, выделил из найденного у Федьки барахла половину, почти на три косых получилось. Мог бы и прикончить там вместе с остальным, да у Панкрата родня тоже не лаптем щи хлебала, один из братьев, женатик, только барыжил потихоньку да малину ветошную держал, а трое других на мясокомбинате обвальщиками трудились и могли Генриха в отместку вместо свиньи разделать. Особенно старший, ростом Панкрата на голову выше и в плечах шире.

– Сколько хочешь? – тут же перешёл Генрих к делу.

– Две косых.

– За фраера? Да за десяток червонцев только свистну, и очередь выстроится.

– Ну так спробуй, посвисти. Он вон Гульнику и его корешам так навалял, что мы их тёплыми без труда взяли, они даже не пикнули, уж на что Петька с пером ловчил. Полторы, никак не меньше.

Генрих рассмеялся.

– Дам тысячу, – сказал он. – Ты, Панкрат, жаден больно, да и от денег шальных, что у Фёдора взяли, у тебя голова закружилась. Учти, что здоровяк этот тебя ищет, а не меня. Или ты в доносчики заделаешься? Только чтобы всё, как вы говорите, было шито-крыто, и ко мне чтобы ниточка не вела.

Он достал из кармана пачку денег, отсчитал сотню червонцев, подвинул к Панкрату. Тот облизнул губы и накрыл бумажки широкой ладонью.

– Уговор.

* * *

Травин сперва зашёл к Кольцовой, узнать, какие будут планы по раскрытию масштабного белогвардейского заговора, но той в гостинице не было, Лена оставила у дежурного записку, что вернётся поздно. Насколько поздно, она не написала, но слово было подчёркнуто.

Телеграмма от Малиновской или Зои могла прийти в любой момент, Травин решил дождаться вечера – если с женщинами всё в порядке, то и беспокоиться нечего, а если нет, то пока похитители его сами не найдут, он ничего сделать не сможет. Федотов заканчивал работу в двадцать ноль-ноль, до этого времени Сергей шлялся по городу. Он наконец-то принял прописанную врачом ванну, тёплая радиоактивная вода мягко пощипывала царапины и ссадины, какого-то сногсшибательного эффекта после одного сеанса он не ощутил, но некоторая лёгкость в теле появилась.

Зашёл Травин и в театр, к своему попутчику Пантелеймону Кузьмичу, тот был весь в приготовлениях к воскресной премьере, но увидев Травина, обрадовался и долго не хотел отпускать. Но Сергей на одном месте долго засиживаться не хотел, забрал контрамарки. Актёр к карьере Травина в кинематографе отнёсся холодно, сказал, что не по уровню молодого человека на куске простыни кривляться и что ему, Сергею, нужно обратить свой взгляд на театральные подмостки.

На выходе из театра молодому человеку встретился Пашка, гимнаст, снимавшийся в роли белогвардейца, но тот, в отличие от Пантелеймона, Сергею рад не был, наоборот, попытался улизнуть. Травин, выйдя из театра, побывал во всех людных местах, и в ресторации отметился, и в галереях, и по Цветнику не торопясь фланировал, и даже на месте дуэли Лермонтова побывал, но слежки за собой не заметил. Народу в курортном городе убавилось, чувствовалось приближение осени. Большая часть столиков в питейных заведениях пустовала, оркестр на площади играл марши без энтузиазма, афишу с оркестром Утёсова сняли, на её место клеили другую, ленинградских артистов Савоярова и Вертинского. Пашка ещё раз попался ему на глаза, когда молодой человек пил квас на Базарной площади, но гимнаст и в этот раз здороваться не стал, а сделал вид, что Сергея не замечает, и прошёл мимо, старательно глядя в другую сторону.

На почте царили тишина и спокойствие, большая часть сотрудников разошлась. Федотов сидел за своей конторкой и читал книгу.

– Вот, Достоевского перечитываю, – он показал Травину обложку. – Талантище, как душу человеческую знал, словно прорицатель. А телеграмм артистке не было, и от неё тоже. И от Зои твоей, я специально проверял. Как думаешь, может, стоит самому телеграфировать?

– Да я адреса не знаю, а Малиновской посылать – что муж подумает?

– Это ты прав, – Федотов посмотрел на часы, стрелки показывали без двух минут восемь, – пора собираться. Машенька сказала, сегодня вечером занята, так что я один доберусь.

– Я тебе помогу, заодно прогуляюсь, – предложил Сергей.

Федотов сначала отнекивался, но потом всё же согласился. Всю дорогу до его дома они обсуждали самолёты, видимо, только воздухоплавание и Мурочка могли телеграфиста взволновать, он махал руками, горячо спорил и даже пару раз обозвал Травина дураком, когда тот сказал, что реактивные двигатели гораздо лучше винтовых. Инженеров Никольского и Базарова он тоже обозвал дураками, заявив, что ни один самолёт не выдержит таких нагрузок.