Артюр Рембо

Ты или Изабель, приезжайте сегодня экспрессом Марсель. Понедельник утром мне ампутируют ногу. Возможен смертельный исход. Необходимо уладить важные дела. Клиника Непорочного Зачатия. Ответьте.

Вечером того же дня г-жа Рембо получила эту депешу и успела приехать в Аттиньи до закрытия почтового отделения, откуда в шесть часов тридцать пять минут отправила ответную телеграмму:

Выезжаю. Буду завтра вечером. Успокойся и мужайся.

В. Рембо.

Сразу по прибытии в Марсель, 23 мая, она поспешила в клинику. Легко представить шок, который она испытала, увидев своего любимца после двенадцатилетней разлуки в столь плачевном состоянии. Своим присутствием, своей стойкостью перед лицом несчастий и непоколебимой верой в Бога она удержала сына на краю бездны отчаяния и приготовила его с мужеством перенести самое страшное испытание в его жизни.

Ногу отняли в понедельник, 25 мая, как было намечено. Оперировал хирург Е. Плюйетт, ассистировали его интерн[234] Бельтрами и экстерн-доброволец Луи Террас. Этими сведениями мы обязаны г-ну Пьеру Риперу из Марселя; он, в свою очередь, узнал их от доктора Поля Сепе, который в подробностях исследовал этот вопрос. Он также сообщает, что г-жа Рембо и Морис Риес сменяли друг друга у изголовья больного, но проверить это невозможно, так как больничный архив погиб. По версии П. Берришона, Рембо оперировал доктор Анри Николя. В коллекции Матарассо имеется его письмо, датированное 1 октября и адресованное П. Бер-ришону. Вполне возможно, что доктор Анри Николя — в то время интерн или экстерн? — действительно присутствовал при операции.

«Рана его необыкновенно быстро зарубцевалась, — отмечает Изабель. — Это обстоятельство чрезвычайно удивило хирургов и других врачей. Они говорили, что им еще никогда не приходилось иметь дело с организмом столь здоровым и крепким»².

Врачи в самом деле были настроены оптимистично. Рембо, полагая, что выкрутился, послал 30 мая расу Маконнену такое письмецо:

Пишу вам из Марселя, из Франции. Я нахожусь в клинике. Шесть дней назад мне отрезали ногу. Сейчас мне уже лучше, и дней через двадцать я буду совсем здоров. Через несколько месяцев рассчитываю вернуться в Харар и снова, как прежде, заняться торговлей. С искренним приветом

Рембо.

Десять дней г-жа Рембо провела у кровати любимого сына. Пришла пора подумать об отъезде. Изабель тоже была больна, к тому же нужно было работать. Ее присутствие было теперь не так необходимо, ведь физическое состояние Артюра было вполне удовлетворительным; но состояние душевное вызывало жалость.

Мои вещи упакованы, — пишет г-жа Рембо 8 июня дочери. — Я рассчитываю выехать в среду, то есть завтра, в два пополудни, значит, в Рош на Вонкский вокзал я приеду не раньше, чем в четверг вечером. Не надо меня встречать: мне больше нравится добираться до дома в одиночестве. Я хотела уехать сегодня, но слезы Артюра поколебали мою решимость. Тем не менее, если оставаться, то еще на месяц, а это невозможно. Я стараюсь все сделать как лучше, и да свершится воля Господня! Не пиши мне сюда больше.

Твоя В. Рембо.

Ее отъезд был для калеки ударом. Оставшись в одиночестве, он был не в состоянии взять себя в руки; он считал, что его бросили, как какую-нибудь рухлядь. Напрасно он умолял мать повременить с отъездом: она выполнила свой долг, бесполезно было требовать от нее большего. Рембо расстался с ней со слезами горькой обиды.