Артюр Рембо

Воскресенье, 4 октября. Я вошла к Артюру в 7 часов утра. Он спал с открытыми глазами, часто дыша — такой тощий, мертвенно-бледный, с черными кругами под глазами, ввалившимися от боли. Я наблюдала за ним, пока он спал, повторяя себе, что вид его слишком ужасен и что такие страдания не могут продолжаться долго. Не прошло и пяти минут, как он со стоном проснулся, как всегда жалуясь на то, что не сомкнул глаз и ужасно мучился всю ночь, что и сейчас ему больно.

Как обычно, он сказал мне «доброе утро», спросил, как я, хорошо ли мне спалось и т. д. Я ответила ему, что у меня все хорошо. К чему говорить, что лихорадка, кашель, а главное, постоянное беспокойство не дают мне уснуть — ему вполне хватает собственных страданий!

Тогда он принимается рассказывать о своих ночных галлюцинациях, о странных вещах, которые творятся в больнице. Обвиняет сиделок и даже медсестер в таких отвратительных поступках, которые и представить себе нельзя. Я говорю ему, что, наверное, все это ему привиделось, но он упорно стоит на своем, обзывает меня дурой и тупицей.

Потом надо переменить постель, не трогая при этом Артюра, — сделать это не получается, не причинив ему боли, так как он не переносит даже маленькой складочки на постели под собой. Его правая рука лежит на ватном валике, а левая, почти полностью парализованная, обвязана фланелью.

7.30. — В это время медсестра приносит кофе. Потом — ручной и электрический массаж тела. Все остается без изменений: левая нога по-прежнему холодная и постоянно дрожит, причиняя особенную боль. Левый глаз наполовину закрыт. Время от времени его мучают сердечные колики. Артюр говорит, что, чуть проснувшись, сразу чувствует, как горят огнем голова и сердце, как болит левая сторона груди и спины.

Потом Изабель идет в церковь к мессе.

Я спешу вернуться, потому что Артюр всякий раз заявляет, что когда меня нет рядом, ему кажется, что он уже в гробу.

В этот день принесли — третий по счету — протез ноги, заказанный давным-давно, но он даже не смог его опробовать.

В одиннадцать принесли завтрак, к которому он не притронулся: любая еда вызывала у него отвращение. Потом пришел почтальон. Увидев два письма, Изабель сначала заплакала, а потом принялась целовать их. Она протянула брату то, которое было адресовано ему, но читать его он отказался.

Изабель продолжает: