Артюр Рембо

Тем временем война тихой сапой добралась и до окрестностей Шарлевиля, мирного торгового городка, и отделила его от славной и неприступной Мезьерской крепости. Стало ясно, что близость Мезьера никак не поможет Шарлевилю, если немцы, как это уже было в 1815 году, обогнут крепость и сначала захватят город. Надлежало, таким образом, заняться также и укреплением славного детища Карло Гонзаги, причем заняться немедленно. Местная власть никак не могла принять решение: не хватало людей, средств, инвентаря. Воззвание Гамбетты от 24 октября (война не на жизнь, а на смерть!) и приказы генерала Мазеля, коменданта Мезьера, образумили наконец осторожных шарлевильцев. Городской совет утвердил неотложные меры из двадцати пунктов, которые предлагали военные инженеры для укрепления обороны, однако заявил, что согласился на это только «во имя чести города, из опасений за жизнь и имущество граждан». Итак, в пригородах выросли баррикады и малые форты; город превратился в укрепленный лагерь, в котором все охранялось и который нельзя было покинуть. Рембо оказался заперт в Шарлевиле, как мышь в мышеловке.

Рембо умирал от желания бежать и не сбежал только потому, что это было просто невозможно. Но Изамбара он убеждал, что остался дома из послушания. Вот его письмо:

Шарлевиль, 2 ноября 1870

Здравствуйте!

— Вам одному эти строки —

Я вернулся в Шарлевилъ через день после того, как расстался с Вами. Мать пустила меня в дом, и вот я тут… в совершенной праздности. Мать отправит меня в пансион только в январе 1871.

Ну вот! Я исполнил свое обещание.

Я умираю, я гнию в этой пошлости, в этой гадости, в этом пейзаже в серых тонах. Что Вы хотите, я успел пристраститься к вольной воле и еще… ко множеству вещей, о которых нельзя не сожалеть, Вы понимаете меня? Я должен был уехать прямо сегодня; у меня была возможность это сделать — я был одет во все новое, продай я свои часы — и да здравствует свобода! А я остался! Я остался! И я готов бежать отсюда снова и снова. — Вперед, шляпа, плащ, руки в брюки, и ура! — Но я останусь, останусь. Этого я никому не обещал. Но я это сделаю, чтобы быть достойным Вашей ко мне привязанности — так Вы мне сказали. Я буду ее достоин.

Моя признательность к Вам — я не знаю, как выразить ее; у меня нет слов, и не будет. Если бы надо было что-нибудь сделать для Вас, я бы умер, но сделал, — даю слово. — Мне еще столько хочется Вам сказать…

«Бессердечный» А. Рембо

Война: Мезьер не осажден. Долго ли так продлится? Об этом не говорят. — Я передал то, что Вы просили, г-ну Деверьеру, если нужно сделать что-нибудь еще, я сделаю. — То тут, то там вылазки партизан. — В городе эпидемия ужасающего идиотизма, он заразнее чумы. Это плохо кончится, поверьте. Это растлевает».

«Бессердечный» Рембо — намек на упреки сестер Жендр, которых глубоко оскорбил рассказ Артюра о матери, и они сказали ему, что у него нет сердца. По словам Делаэ, Рембо имел обыкновение говорить: «Мое превосходство над другими заключается в том, что у меня нет сердца».