Отец, будучи аптекарем, старался дать детям наилучшее образование. И хотя традиционно в еврейских семьях делался большой упор на религиозное воспитание, Яков был сторонником марксистских идеалов и стремился просвещать своих четверых детей больше в сфере политики и экономики. Скорее всего, в то время и был заложен фундамент сложных отношений художника с большим капиталом и финансовыми магнатами, которые будут скупать его картины за шальные деньги.
Движимый страхом перед тем, что старших сыновей заберут в царскую армию, отец выехал с ними в США. Несколько позже к ним присоединились мать с Маркусом и младшей сестрой. Но воссоединение было недолгим: всего несколько месяцев спустя Яков умер от рака. Эта трагедия стала первой в череде событий, что будут истязать душу чувствительного и эмоционального художника на протяжении всей жизни.
Смерть отца на какое-то время усилила связь Маркуса с религией (он был единственным ребенком в семье, кто посещал хедер, изучал иврит и талмуд – остальные получали традиционное школьное образование). Но после того как он около года провел в местной синагоге, скорбя по усопшему родителю, то поклялся, что никогда больше ноги его там не будет.
Интеллектуальный вклад Якова в детей принес плоды: в американской школе Маркус перескочил из третьего класса сразу в пятый и окончил ее с почестями, а за отличный аттестат получил грант на первый год обучения в университете Йеля. Когда стипендия закончилась, ему пришлось работать посыльным и официантом, чтобы оплачивать учебу. Но альма-матер показалась революционно настроенному студенту пристанищем снобов и расистов. Так что к концу второго курса он бросил учебу и вернулся туда лишь 46 лет спустя – для получения почетной докторской степени.
Сомнительно, что Ротко могла ожидать какая-то иная судьба, не связанная с живописью, но склонный к драматизму творец любил вспоминать момент, когда он по воле случая «родился как художник». Произошло это в 1923 году, когда юноша навещал своего друга в Лиге студентов-художников Нью-Йорка и застал его за рисованием модели с натуры.
Чем только не приходилось зарабатывать на жизнь начинающему художнику во время обучения: работой в прачечной, рисованием карт для иллюстраций Библии, преподаванием рисования детям. В 1932 году он познакомился с будущей женой Эдит Сахар, дизайнером ювелирных украшений (ее родители были родом из Киева). Спустя всего пять лет они разъехались. И хотя их отношения возобновились спустя несколько месяцев разрыва, они по-прежнему оставались напряженными.
Главным источником страхов и растущей тревожности молодого художника в конце 1930-х годов был стремительный рост влияния нацистских идей в Европе. Боясь, что это может стать поводом к внезапной депортации евреев из США, в 1938 году Маркус подает документы на получение американского гражданства. Из-за роста антисемитских настроений в 1940 году он перестраховывается и сокращает имя до более привычного нам Марка Ротко.
Трагедии Второй мировой войны, кажется, имели необратимые последствия для хрупкой психики художника. Его мечтой, которой не суждено было осуществиться, стало создание цикла полотен для музея, посвященного холокосту. На протяжении всей жизни в своих работах он стремился выразить глубину отчаяния и ужаса перед деяниями, на которые оказалось способным человечество.
В начале 1950-х Ротко вместе со второй женой Мелл Бейстл – протестанткой из среднего класса, младше его на 19 лет – отправился в поездку по Европе. Библиотека Медичи во Флоренции, построенная по проекту Микеланджело, оригиналы работ любимых художников – Рембрандта, Тёрнера
и Матисса – стали для него источником вдохновения на многие годы вперед.Но переломный момент произошел в Нью-Йорке, где в Музее современного искусства Ротко на несколько часов застыл перед картиной Матисса «Красная студия»
. «Когда вы смотрите на эту картину, вы становитесь этим цветом, вы совершенно пропитываетесь им», – объяснял он.Ошеломительное влияние цвета стало толчком к экспериментам художника с цветовыми полями (критики также применяли к ним термин «мультиформы»). Постепенно выкристаллизовался фирменный почерк Ротко, которым он вписал свое имя в историю американского абстрактного импрессионизма.
Ротко никогда не стремился создавать работы, которые будут идеально смотреться в жилых интерьерах и бойко продаваться. Но вопреки всему ему удалось вписаться в конъюнктуру практически против собственной воли. Мода на беззаботный поп-арт в 1950-х и психоделическая революция 1960-х сформировали бурный спрос на яркие, а порой и кислотные картины Ротко. Его гонорары начали расти как грибы после дождя, одну из картин купил Рокфеллер, а галереи соперничали за право принять у себя персональную выставку художника.