Военачальники собрались и с нетерпением ждали, когда вернется Артур. Не успел Артур спешиться, как они бросились к нему и принялись выпытывать, как он намерен повести бой.
Но Артур не отвечал.
Ответ этот пришелся им не по душе, но другого они не дождались. Артур, словно не слыша ропота, удалился в свою палатку. Чуть позже вернулся Лленллеаог на взмыленном коне и прямиком направился к
Артуру. Мирддин присоединился к ним, и все трое довольно долго беседовали.
В сумерках Артур вышел из палатки. Он вымылся и подвязал волосы. Еще он переоделся в новое: алые штаны и белую рубаху, перехваченную широким поясом из золоченой кожи, за спиной развевался алый плащ. На боку висел меч, Каледволх.
Костры ярко горели, подле возов готовились дичь и лук. Синий дым распластывался над лагерем, словно колеблемый ветром кров. Не слышалось обычной суеты и шума. Повсюду воины сбивались в кучки: кто-то разговаривал, кто-то чистил оружие, кто-то тихо пел — не боевые песни, но домашние, из тех, что поются у очага. Мысли бойцов уносились к тем, кого они, может быть, уже не увидят. Перед битвой каждый тяжело осознает свою смертность. Это естественно и в какой-то мере даже необходимо.
Артур расхаживал среди бойцов, разговаривал с ними, ободрял их, успокаивал, делясь своей отвагой, словно сокровищем, которым одаривал каждого. Видеть его означало лицезреть подлинное благородство, и все черпали в этом зрелище доблесть и силу духа.
Мы съели нашу простую пищу на берегу. Озеро лежало гладкое, как зеркало, и черное, как чугун. Темный лес подступал к самому берегу, но в воде еще поблескивали последние отблески света. Когда трапеза закончилась, Мирддин вышел вперед с арфой, и мы пели с ним под звездами, и пение было сладко для слуха.
Затем поднялся Артур и кликнул к себе кимброгов.
— Соотечественники! — вскричал он. — Сородичи мои, слушайте. Завтра мы сразимся с врагами, с теми, кто зовет себя детьми Водена. Тысяча лет пройдет, а барды не устанут воспевать эту битву. Наши имена огласят чертоги великих царей, наши свершения будут жить в сердцах еще не родившихся поколений. И вот я спрашиваю, братья мои, чем нас помянут?
Воины в удивлении переглянулись.
Артур заходил вдоль берега. Крохотные волны, поблескивая в свете звезд серебром, тихо плескались у его ног.
— Как и любой из вас, я жажду славы. Но какой славы? Подумайте.
Приглушенный говор пробежал по нашим рядам. Мол, мы никогда не слышали от предводителя таких слов. Что говорит Медведь Британии?
— И все же тысяча лет — большой срок, — продолжал Артур. — За долгое время многое может забыться: кто победил в бою или как 292
потерпел поражение, название места и кто был нашим врагом. Если что-то и останется, то останется одно — какими мы были.
Некоторые одобрительно захлопали себя по ляжкам. Вот, несомненно, слова отважные и доблестные. Однако Артур говорил о другом.
Артур поднял руки, призывая к молчанию, и, когда оно наступило, молвил:
Лленллеаог выступил вперед, держа щит предводителя. Артур взял его, развернул к нам и поднял над головой. На белой свежевыкрашенной поверхности был нарисован большой алый крест, символ Христа.
Кимброги молчали. За ними толпились те, кто услышал голос Артура и потянулся на него, как на путеводный огонь. Они напирали, стараясь разобрать слова.
Артур водрузил перед собой щит, воздел руку к небу и указал на небо, в котором разгорались первые звездочки.
Все поднялись, как один человек. Кимброги хлынули вперед, их напором Артура увлекло в озеро. Он стоял теперь по колено в воде, но словно не замечал этого.