Артур

Я встал в дверях на тот случай, если добрым братьям что-нибудь понадобится.

Через несколько мгновений аббат Элфодд начал читать латин­скую молитву, и братья один за другим присоединились к нему. Я плохо знаю ученый язык, но кое-как разобрал, что они просят Веемо- гущего явить Свою мощь и спасти Своего раба.

Я слушал и постепенно понимал, что молитва на самом деле — предложение жертвы: каждый был согласен занять место Мерлина, лишь бы освободить того от страшного сна.

Я дивился их вере. Каждый готов был отдать за Мерлина жизнь. Растроганный их любовью, я упал на колени и, распростершись на по­лу, стал повторять в душе суть их молитвы: "Великий Свет, отдаю се­бя ради моего брата. Восстави его, молюсь и, если за жизнь надо от­дать жизнь, прошу, возьми мою".

Так я молился снова и снова, пока молитва не перешла в литанию, рвущуюся из глубины души и растекающуюся благовонным фимиа­мом у Господня трона.

Не знаю, как долго я так лежал. Я не ощущал ни хода времени, ни чего-то другого. Казалось, человеческий мир перестал существовать, бесчисленные узы, связывающие душу, ослабели, и я обрел полную свободу. Остались лишь голоса монахов, аромат ладана и молитва в моем сердце.

Я заметил легкое движение света. Пахло горячим воском. Я ре­шил, что свеча догорела и поднял голову. В этот самый миг послы- шалея звук, который иногда издает арфа от дуновения ветра.

Воздух слегка заколыхался, словно задетый оперенным крылом. Я почувствовал прохладу на лице и мед на языке. Ноздри мои напол­нило неведомое благоухание.

В тот же миг появилась дева в развевающейся белой одежде, вы­сокая и дивно прекрасная, с волосами цвета солнца и молочно-белой кожей. Глаза ее были, как самый лучший нефрит, зеленые и глубо­кие, губы — цвета спелой вишни. Высокое чело украшал венец из 30- лотых дисков, и каждый сверкал золотым солнцем. Тонкий стан опо­ясывала цепь из ярких золотых дисков.

Я не помню, открывалась ли дверь — открывалась, наверное, — и все же мне показалось, что дева просто возникла среди нас.

В руках дивное видение держало серебряный поднос с чашей, на­крытой белым шелком, тонким и легким, как облако. Чаша под шел­ковым покровом сияла ясным и ровным светом.

Без единого слова девица приблизилась к ложу, на котором лежал Мерлин. Добрые братья и настоятель Элфодд в изумлении отпряну­ли; одни осеняли себя крестным знамением, другие стояли на коле­нях, низко склонив головы.

Я лежал, как оглушенный, и смотрел на деву; чтобы отвести взгляд, мне пришлось бы вырвать свои глаза. От изумления и востор­га сперло дыхание, я думал, сердце мое разорвется. Иисусе Сладчай­ший, ничего прекрасней и страшней не было в моей жизни!

Дева стояла у ложа, с бесконечным состраданием глядя на спяще­го, умирающего Мерлина. И тут она заговорила — слова снежным пу­хом слетали с ее губ.

Она сказала:

— Мерлин, твой сон окончен. Теперь проснись, дорогой друг, труд твой не завершен.

При этих словах девица подняла руку и сняла с чаши покров. В тот же миг чаша вспыхнула, как полуденное солнце, и засияла слепящим светом. Я не мог его вынести и закрыл руками глаза.

Когда я решился их открыть, света уже не было; чашу снова скры­вал покров. Девица улыбнулась и легонько коснулась лба Мерлина.

— Встань, — сказала она. — Ты исцелился.

В этот самый миг снаружи раздался рев — шум проносящегося ураганного ветра. Дворец содрогнулся; где-то стукнула, закачавшись на петлях, дверь. И в шуме ветра я различил вой — вой зверя, которо­му копье охотника вошло в грудь, но пронзительный и бескровный. Так воет неземнородная тварь.

Мерлин, бледный и исхудавший, открыл глаза и сел.

Свободный от злых чар мой хозяин в недоумении озирал собрав­шихся. Потом, поняв, что к чему, он закрыл лицо руками и зарыдал.

ГЛАВА 10

С

воплями радости мы кинулись к нему. ”Мерлин исцелился!

Чары разрушены! Слава Искупителю-Богу! Мерлин ткив!” На-

ши крики звенели под потолком и эхом разносились по дворцо-

вым коридорам.

В дверях появилась испуганная Харита, но тревога ее исчезла, сме-

нившись ликованием при виде сына, восставшего с одра смерти.

Она бросилась к нему и заключила в объятия. Мерлин тихо плакал,

и мать плакала вместе с ним, нежно покачивая его из стороны в сторо-

ну, как маленькое дитя. Я стоял близко и слышал, как он шепчет: "Я

недостоин... недостоин... Великий Свет, зачем я родился слепым?"

Странные слова! Мерлин родился слепым? Однако он рыдал, как

человек, раздавленный горем, как будто сердце его разбилось в гру-

ди, как будто ничто не исцелит зияющую рану в его душе. Не помню,

чтобы на моих глазах человек так убивался.

Горе его было безутешным.

Я и сейчас вижу, вижу все: Харита обнимает сына, и оба тихо пока-

чиваются взад-вперед, вокруг столпились растерянные монахи, не

знающие, радоваться или плакать, ярко горят свечи, в комнате висит

дымное марево, плечи Мерлина вздымаются и опадают — рыдания

рвутся из его раненого сердца.

А девушка — Светлая Посланница, освободившая Мерлина от

колдовского сна, — где она?

Исчезла. Пропала так же тихо, так же загадочно, как появилась.