Артур

Исчезла, и с ней чудесный Грааль.

Да, и в душу мою вновь вползает тупое отчаяние... ревущая пусто-

та бесплодности... опустошенность поражения, сознание того, что в

битву лишь предстоит вступить, но битва уже проиграна.

Мерлин мгновенно это понял. Он был истинный пророк; он увидел

все. В слепящем свете своего избавления он прозрел холодный,

остывший пепел грядущего поражения.

Немудрено, что он зарыдал.

Долго он ничего об этом не говорил... Потом, когда смог подо­брать слова, понемногу сумел объяснить причину своих слез.

— Это была гордыня! — говорил он мне. — Я ослепший от горды­ни осел! И не думай меня переубедить! Все напрасно! Лучше б ты оставил меня умирать.

Я пытался смягчить его укоры, но тщетно.

— Я отправился в Броселианд за знамением. Мне было дано без счета знамений, но я им не внял! Видишь, каким невеждой я оказал­ся? Каким болваном? Царица воздуха и мрака обвела меня вокруг пальца, словно малое дитя! Какая великолепная глупость! Неужто ты не восторгаешься мной, Пеллеас?

— Но, хозяин...

— Удивляюсь, что ты до сих пор называешь меня хозяином. Я не стою того, Пеллеас. Поверь, я говорю правду. Никто еще не покрывал себя подобным позором.

— Но ты же не знал...

— Не знал? Должен был знать! Я недооценил ее силу. Я не заме­тил опасности.

Он без остановки ходил по залу.

— Как мог я не узнать ее в такой близи? Как она сумела так при­твориться?

— Нинева?

— О, она не просто назвалась другим именем. Она была сама невин­ность. Как порок сумел одеться в такую прекрасную и чистую оболоч­ку? Это, — заключил он, — и есть мера власти Морганы. То, что она может полностью преобразиться, — воистину жутко. О, великий Мерлин! — издевался он над собой. — Такой могучий и мудрый! Мер­лин неуязвимый! Неужто не видишь, Пеллеас? Моргана действует наг­ло, в открытую, а мы против нее бессильны. Теперь ее не остановить.

Мне стало страшно. Я никогда не видел его в таком состоянии.

— Есть Грааль, — сказал я, хватаясь за соломинку.

Мерлин перестал ходить. Он повернулся и взглянул на меня. Его золотистые глаза вспыхнули.

— Да, — медленно произнес он, прикладывая палец к губам. — Есть Грааль. Про это забывать нельзя. — Он пристально взглянул на меня. — Я ведь видел его однажды, но никому не сказал. Думаю, ви­дел и Аваллах. А теперь и ты, и Элфодд, и другие.

— Да, но что это? — спросил я. — Никто еще мне не объяснил.

— Это, — отвечал Мерлин, медленно подбирая слова, — чаша, из которой наш Спаситель пил на Тайной вечере. Ее привез сюда торго­вец оловом Иосиф Аримафейский, тот самый, что основал церковь на Храмовом холме и первым проповедал учение Христа на Острове Могущественного.

Та чаша, которую Иисус благословил, сказав: "Сие есть Кровь Моя, за многих изливаемая во оставление грехов". В ту ночь, когда Он был предан, двенадцать апостолов передавали чашу из рук в руки. Из нее пил наш Господь!

Трапезу в тот вечер устроил на свои деньги Иосиф. После смерти и воскресения Христа, когда ученики Его отправились проповедовать Евангелие, Иосиф пришел сюда. И принес с собой чашу.

Я никогда не слышал этой истории, о чем и сказал.

— Неужто? — удивился Мерлин. — Впрочем, немудрено. История старая, и говорят о ней редко. Те, кто видел чашу, по большей части молчат. Здесь действует загадочная и мощная сила...

— Не совсем так!

— Так или не так, но Грааль настолько свят, что не хочется поми­нать его всуе.

И впрямь, Мерлин больше не стал говорить о виденном.

На следующий день, помолившись и благословив Мерлина, монахи разошлись. Мерлин поблагодарил их за любовь и помощь и наделил подарками. Элфодд задержался: проводив братьев, он остался пого­ворить с Мерлином.

— Я не спрашиваю, как ты попал под действие чар, — сказал на­стоятель, — но вижу, что в мире действуют могучие и страшные си­лы. Мне будет спокойнее, если я узнаю, что у тебя с колдовством.

Мерлин склонил голову набок.

— Ты что, думаешь, я какими-то темными волхвованиями сам на­влек на себя беду?

Элфодд нахмурился.      _%

— Я не укоряю тебя, друг мой, однако мы в храме знаем, как хи­тры бесы. Мы почти в осаде. — Чело его нахмурилось еще больше. — И мы много слышим о друидах...

— А поскольку я бард, ты счел...

— Ты же не отрицаешь, что учился у друидов?

— Ничего я не отрицаю! И ради нашей дружбы, аббат Элфодд, я готов немедля забыть твои слова.

— Я сказал их как раз из дружбы!

Мерлин помолчал и медленно набрал в грудь воздуха.

— Ты прав. Прости меня.

Элфодд только отмахнулся.

— Я не обиделся на твои слова, не обижайся и ты на мои.

— Я забыл, что Ученое Братство нынче не то, что встарь, — пе­чально признался Мерлин.

— Да, — настоятель с чувством сжал руки. — Мне горестно ви­деть тебя в смятении. Пойми, нельзя сражаться с врагом его же ору­жием, даже если защищаешь добро.

— Знаю, — вздохнул Мерлин. — Не бойся за меня.

— Чародейство губительно для души...

— И не сомневайся во мне, — добавил Мерлин. Он говорил тихо, но в голосе его слышалась сталь. — Я поступлю, как нужно.

Аббат мгновение смотрел на Мерлина, потом кивнул и повернул­ся, чтобы идти.

— Прощай, Мерлин, — сказал он. — Будешь уезжать, зайди в храм за благословением.