Будь здесь прежний сторож тетя Наида, Заур спокойно зашел бы. Но нынешняя сторожиха, устроившаяся в школу после выхода на пенсию, конечно же, знать Заура не могла. Она впервые в жизни видела человека, умоляющего позволить ему в последний раз увидеть родную школу. Женщину изумила встреча с таким человеком, и это в наши-то времена, когда такие понятия, как школа, учитель, образование подверглись полной девальвации. С одной стороны, она действительно не имела права впускать постороннего, с другой, понимала — жестоко мешать человеку, который хочет попрощаться с родным городом и школой.
— Ладно, сынок. Но у тебя пятнадцать минут! Иногда заходит кто-нибудь из руководства за бумажками. Если тебя увидят, я потеряю работу.
Обрадовавшийся Заур поцеловал женщину в щеку, сунул ей в карман пять манат и выпалил:
— Спасибо.
Он быстро поднялся на второй этаж. Остановился посреди длинного коридора, погрузившегося в мертвую тишину каникул, оглянулся по сторонам. Он не знал с чего начать, так и остался стоять, как вкопанный. В конце концов, он подошел к дверям класса, где проучился с пятого по десятый и глубоко вдохнув, потянул за ручку.
Те же парты, та же доска, тот же учительский стол. Единственное произошедшее здесь изменение: со стен поснимали портреты русских классиков и повесили портреты азербайджанских поэтов и писателей. Окна, оставшиеся с советских времен, похоже, никто не собирался менять. Собравшаяся между двух стекол пыль, казалось, тоже хранится лет десять-двадцать. А вот и парта, в третьем ряду, та самая, за которой он сидел с Артушем на протяжении шести лет. Заур присел на «свое место», сложив руки перед собой, совсем как первоклассник. Сейчас парта стесняла его, тело с трудом вмещалось между скамьей и крышкой стола. Он навсегда перешел в мир взрослых. «Ну вот, через столько лет, тот же класс, та же парта…» Заур не заметил, как глаза наполнились влагой, слезы потекли по щекам и закапали на стол и колени. Вдруг он очнулся от странного чувства, испытываемого обычно в юности — ощущения мятежной легкости тела. Чувство сладострастной боли пробежало от области паха по всему телу. Словно желанный ему человек сидел сейчас рядом. Он чувствовал его запах, теплоту его дыхания. Он был готов пожертвовать собой, отдать ему сейчас самое драгоценное — свое тело. Ведь, это чудо, наполненное играющими гормонами и искрящейся любовью, уже невозможно удержать в своей власти, оно требует отдать себя другому — в этом и заключается великое предназначение человеческого организма.
Заур вдруг вспомнил, что сторожиха дала ему только пятнадцать минут. Он хотел выйти из класса, но ноги отказывались подчиняться. Старые парты настойчиво возвращали его в прошлое. И стены просили остаться. Школьная доска требовала: «постой, разрисуй меня в последний раз мелом». Он больше не мог этого выдержать. Поднялся с места. Губы его дрожали. Застрявший в горле комок, не давал тихо стекающим слезинкам превратиться в селевые потоки рыдания. Заур остановился перед доской. Заметив небольшой кусочек мела, взял его и, поиграв немного в ладони, положил в карман. Он спустился по лестнице в другом конце коридора, и открыл дверь, ведущую во двор школы. Здесь, за старым помещением, где в его время проходили уроки труда, они впервые открылись друг другу, здесь родился их первый поцелуй. Старый чинар по-прежнему нес свою вахту, защищая этот уголок от палящего солнца. Заур присел на находящееся в тени некое подобие скамейки — деревянную доску, на двух больших камнях. Прислонившись спиной к дереву, он закрыл глаза и почему-то, вдруг вспомнил последний звонок.
В тот день в школьном дворе яблоку было негде упасть. Никто не заметил отдалившегося от толпы и в одиночестве присевшего под дерево Заура, никому из одноклассников не было до него никого дела. Впервые он со всей остротой осознал свое одиночество и отчужденность. Он сидел и плакал, вдали от всех. Его абсолютно не интересовали выступающие с микрофоном, и вообще эта церемония, все мысли были о том, как быстро пролетело время. Заура, как и всех выпускников, радовало получение аттестата и избавление от мучительных утренних подъемов, от надоевших педагогов и прочей школьной рутины. Он был, конечно, воодушевлен началом новой взрослой жизни, но в то же время понимал, что теряет все материальные узы, связывающие его с Артушем, Его терзала мысль о том, что незабываемые мгновения, прожитые в школе, испаряться навсегда. «Здесь все для меня закончилось, с тех пор как уехал Артуш» — попытался обнадежить себя Заур, решив, что распрощался со школой еще в 1990 году. И все же ему этот последний день казался особенным, словно что-то осталось еще недоделанным, недосказанным, непонятым. Через несколько минут, в последний раз прозвучит символический звонок и этот пронзительный зов, звучавший 11 лет его жизни, пройдет через каждую частичку тела и навсегда исчезнет из жизни. Он с нетерпением ждал этого момента.