«… Я прекрасно тебя понимаю, Артуш. Тебе обязательно следовало сообщить мне, я приехал бы в Тифлис. Не знаю, почему ты этого не сделал. А что касается тоски… Я тоже ощущаю твое отсутствие каждый день. Когда первые цветы приветствовали весну, я не испытывал никакой радости. Я ждал твоего возвращения вместе с перелетными птицами, которые вернулись после долгих, длинных зимних месяцев. Но тебя среди них не было.
Я исходил поселки, названия которых мне неизвестны, чтобы найти твои следы, связал свою надежду с бесконечными, безграничными волнами моря. Я ждал тебя на бульваре, к берегу причаливали корабли, но на них тебя не было. Ни одна слезинка не пролилась из моих глаз, ибо свои слезы я берегу для тебя. Я никому не могу раскрыть свое сердце, ты тоже знаешь, что это за мука. Ищу порт, куда можно причалить, грудь, к которой можно склониться. Каждую ночь луна разбивается на тысячу осколков. Каждую ночь выходят звезды-скитальцы. Хочу, чтобы ты принес мне звезды в своих ладонях. Хочу, чтобы ты, как солнце, осветил мой темный мир, но тебя рядом нет… Тебя нет».
Заур отправил письмо, потом спросил у Акифа Таги, копавшегося в полке среди папок:
— Акиф, ты был в Армении. Какое впечатление произвела на тебя эта страна?
Акиф повернулся к Зауру, его глаза улыбались. Подошел к нему с папкой в руках:
— Ведь мы с тобой не раз об этом говорили. Ты же наизусть знаешь всё о моих двух поездках.
— Да, верно. Но я не задал тебе самый главный вопрос.
— И что это за вопрос?
— Как ты себя там чувствовал? Какие чувства у тебя возникали?
Акиф придал лицу серьезное выражение, и, хлопая папкой по ладони, сказал:
— Чего скрывать, как во время первой поездки, так и во время второй я испытал странные ощущения. Мне казалось, что я одновременно в самой близкой и самой далекой стране мира. Знаешь, это очень необычное, непонятное чувство. Пока сам человек не попадет туда, не увидит, он не поймет.
— То есть ты каждый миг чувствовал, что находишься среди врагов?
Акиф после некоторого раздумья ответил:
— Конечно, я ни на секунду этого не забывал. Меня окружали телохранители из спецслужб Армении и ни на секунду не позволяли мне забыть, что я нахожусь во вражеской стране. Может, если бы их не было рядом и я бродил бы свободно по улицам Еревана, не выдавая себя, этих чувств у меня не возникло бы. Я даже сказал организаторам мероприятия в Ереване, что если бы не телохранители, не меры безопасности, то я чувствовал бы себя также как и в Тифлисе. Они обиделись, но возразить не смогли.
Заур встал и стал прохаживаться по комнате. Закурил. Вдруг поднял голову и сказал смотрящему на него Акифу:
— Я, самый активный сотрудник нашего НПО, не был ни разу в Ереване. Тебе не кажется это странным?
— Но ведь ты до сих пор даже не заикался об этом, — Акиф пожал плечами, но не удивился. — Откуда мне знать, что ты хочешь съездить в Армению?
— До сих пор не хотел, но сейчас хочу.
— Наверно, на то есть какая-то причина.
Заур стряхнул пепел сигареты в кулек, который свернул из бумаги:
— Да, есть. В Тифлисе я познакомился с очень интересными людьми, с нестандартными подходами. Они думают об этом конфликте так же, как мы.
— Имеешь в виду Луизу?
— Луизу и Артуша. Они оба достаточно образованные, нестандартные люди.
Акиф внимательно смотрел на Заура, словно искал на его лице ответа на свои сомнения.
— Ты уверен, что хочешь съездить в Армению?
— Почему нет? Если моя миротворческая деятельность приносит пользу, то думаю, моя поездка в Армению не может повредить. Разве не так?
Акиф взглянул в окно. Сжал губы и сказал:
— Ты прав. Живое общение с армянами, конечно, гораздо важнее, чем офисная переписка, или участие в проектах, организованных международными донорами. Ты общался с ними в Тифлисе, Киеве, Москве. А теперь их общество интересует тебя изнутри. Что может быть естественнее?
Заур обрадовался, увидев, что понят. Его уважение и любовь к Акифу возросли.