Арзамас

Подожди, я объясню… Ей теперь приходится носить памперсы, но ты же ее знаешь, она такая упрямая, постоянно их сбрасывает… я не хочу, чтобы она опозорилась… мне надо бы ее умыть, переодеть, подготовить, причесать…

Папа

Все будет в порядке.

Дочка

А, ну, ладно. А, может, дать ей с собой пальто, чтобы она не замерзла?

Папа

Она не замерзнет.

Дочка

Ага, хорошо. Сказать, что мама уходит?

Папа

Все узнают в свое время.

Дочка

Папочка, я ведь останусь совсем одна, если ты ее заберешь.

Папа

Да, это так.

Дочка

А как я буду справляться? Мне не будет трудно?

Папа

И будет трудно, и не будет трудно. Все наладится.

Дочка

Так, значит. Хорошо. Папа, ты где? Мы не попрощались. (Встает и подходит к маминой кровати. Внимательно смотрит.) Мама, ты живая?

Мама

Ох, напугала! Надо выпить лекарство?

Дочка

Нет. Можно прилечь рядом с тобой?

Мама

Что случилось? Сон плохой приснился? Ложись.

Страх и трепет

«Любовь надвигалась на меня, тяжелая, как сфинкс с каменным дыханием. Я должна буду собрать все доступные умения и преодолеть искушения, — подумала Эмили Дикинсон, — чтобы объятие, которого я жажду, не сломало меня, как сухое печенье».

«Надо уметь любить, так всегда говорил пастор, а, если честно, и моя сестра», — вспоминала она. И тогда она задалась вопросом, кажется, не из-за трусости, будет ли все приобретенное ею умение, бурей гонимое, гибнуть на ветру. С другой стороны, когда речь идет о любви, никогда не знаешь, не надвигается ли это пелена, но не было никого, кто мог бы ей объяснить и освободить хотя бы от утомительного движения «к — от». Но время заняло позицию директора театра, оно скрывало решение, сужало пространство для маневра и принуждало ее к тому, чтобы взять риск на себя.

«Если сомневаешься, прыгай, — слышала она шепот из глубины своего естества, — бросайся в бездну без гарантии, что у тебя вырастут крылья».

«Наверное, в этот раз, — решила Эмили Дикинсон, резко вставая с кресла, — я должна буду не только разрешить, но и сделать все для того, чтобы любовь победила.

Единственное, что мне остается, это постараться сохранить присутствие духа», — вздохнула она. «Я должна буду, невзирая на охватывающий меня ужас, преодолеть свои смерти, воскресая. Каждое утро, еще раз, и опять, и снова».

В тот момент, когда она взяла в руки свою любимую тетрадь, на окно присел воробей, но Эмили его не видела, потому что села и начала писать.

Торт

Мама

Как тебе не стыдно! Ты украла у меня торт!

Дочка

Что? Какой торт, что с тобой с утра пораньше?

Мама

Ты торт у меня украла, сволочь такая!

Дочка

Мама, погоди. Что у тебя с лицом, почему рот перекосился?

Мама

Не тронь меня, злодейка. Верни мне мой торт!

Дочка

Ладно, ладно, только не нервничай. Вот, попей водички. И, не беспокойся, сейчас мы найдем торт. (Звонит по телефону.) Можешь приехать? Ах, ты дежуришь? У нее опять случился микроинсульт. Нет смысла вызывать скорую, они не приедут… Хорошо, значит, только нитроглицерин, ага, ладно.

Мама

Верни торт, проклятая! Верни мой торт, не прикрывайся телефоном!

Дочка

Сейчас, мама. Только давай, вот это под язык.

Мама

Оставь меня в покое!

Дочка

Открой рот! Вот так. Посиди пока здесь, а я поищу торт. (Заглядывает в холодильник, в кухонные шкафы, наконец, находит торт в тумбочке у кровати.) Вот твой торт, мама.

Мама

Да, я его здесь спрятала, чтобы его никто не трогал.

Дочка

А почему ты сказала, что это я у тебя украла торт?

Мама

Я никогда такого не говорила, что ты болтаешь.

Дочка

Неважно. Давай, ты приляжешь, отдохнешь немножко.

Воспоминание о будущем

«Можно сказать "да", — подумала одинокая поэтесса, — потому что и любое "нет — нет" в то же время и чему-то "да — да". Надо мне набраться храбрости сказать "да" счастливому покою». «Неплохо хорошо себя чувствовать», — решила она и улыбнулась, потому что вспомнила трехэтажный дом в Бостоне. Эта поездка в большой город, единственная, как потом окажется, произвела на поэтессу сильное впечатление. Когда она вернулась из путешествия и восстановила свой прежний душевный покой, то смогла начать обо всем раздумывать, и сенсации извне ее не тревожили. «Истинность чувств не должна измеряться только количеством пережитой боли», — заключила она под влиянием нового, охватившего ее воодушевления. «Тогда у меня получится, — взволновала ее мысль, — что при воспоминании о будущем я смогу угадать лицо своей истинной судьбы. И мне откроется эта тайна, в которой любовь дремлет под ольхой, держа трепетно и нежно мое сердце на ладони».

С океана подул сильный ветер, и все окна и двери, повернутые к морю, потребовалось срочно закрыть, чтобы не побились стекла.

Темпо[6]

Мама

Мне надо сходить в Темпо.

Дочка

Куда тебе в Темпо, если ты едва с постели встаешь? Нам надо десять минут, чтобы до ванной дойти.

Мама

Мне надо идти, у меня там есть кое-какие дела.

Дочка

Какие дела? Скажи, что ты хочешь купить, я схожу.

Мама

Мне надо пойти сфотографироваться. Мне надо получить удостоверение личности.

Дочка