Сейчас, только сниму коляску с тормоза. Так тебе хорошо?
Мама
Намажь меня кремом, «Нивеей», чтобы загореть получше.
Дочка
Так хорошо?
Мама
И ноги мне намажь.
Дочка
Вот, так.
Мама
Не уходи, побудь здесь.
Дочка
Я никуда не ухожу. Буду сидеть рядом с тобой и читать.
Мама
А что ты читаешь?
Дочка
Мама
Ты все время читаешь. Ты любишь читать?
Дочка
Люблю.
Мама
Милая моя, что бы я без тебя делала.
Дочка
Мама
Ой, скорей, скорей, убери эти крошки со стола, скорей!
Дочка
Мама, успокойся, что с тобой?
Мама
Ой, нельзя, чтобы стол был грязный, скорей, пусти, я уберу…
Дочка
Мама, прекрати! Сейчас на полдник будет персик.
Мама
Вы кто? Почему вы кричите?
Дочка
Совсем с ума сошла, меня не узнаёшь. Давай, сосредоточься. Скажи, как меня зовут.
Мама
Кого?
Дочка
Меня как зовут? Хочу услышать.
Мама
Ну-у…
Дочка
Как меня зовут?
Мама
Наверное, тебя зовут Идиотка, если ты не знаешь своего имени, а спрашиваешь у меня.
У нее не было такой вспомогательной мысли, при помощи которой ей удалось бы поддержать свое угнетенное терпение и успокоить раздирающее страстное желание. Но в попытке самозащиты она думала, что надо еще постараться, и постоянно на ходу вслух повторяла, что жалость к себе — ее единственный, но самый опасный враг. Потом она искала опору в своих любимых, верных книгах. Евклид сказал, что те, которые не могут согласоваться, между собой равны. Он, разумеется, имел в виду математические объекты, а не смятенное сердце Эмили Дикинсон, но ей не на что было опереться. И теперь она припоминала, что седьмая аксиома толкует понятие конгруэнтности через движение. Но она уже потерялась в геометрии и не могла найти ту единственную прямую, чтобы связать между собой две ключевые точки. Так точки остались разлученными в пустом пространстве. Она не смогла соединить их даже слезами, потому что в евклидовом мире они идут параллельно.
Придется подождать много лет после ее смерти, когда Лобачевский, одновременно с Бойяи,[8]
проведет эту скривленную прямую, соединит потерявшиеся точки и выведет, если не Эмили, то хотя бы ее стихи из алгебраического тупика.Дочка
Мама, ты опять выбросила деньги в унитаз.
Мама
Не ври.
Дочка
Вот, смотри, все купюры мокрые. Давай, я буду держать твои деньги у себя.
Мама
Верни мне часы и обручальное кольцо! И два ключа от замков, которые больше не используются.
Дочка
Какие замки?
Мама
Часы и кольцо верни, потому что это будет иметь для тебя далеко идущие и неприятные последствия!
Дочка
Вот твои часы, а вот твое кольцо.
Мама
Возвращаешь, когда я тебя поймала на воровстве.
Дочка
Хорошо, мама, только успокойся.
Мама
Когда-то ты была доброй волшебницей, а теперь ты злая ведьма. Бог-то есть! За все тебя накажет!
Дочка
Давай, пошли в ванную, потихонечку.
Мама
Не хочу мыться.
Дочка
Подними руку, я это сниму.
Мама
Не хочу мыться. У меня нет наручных часов и обручального кольца, и ключи от квартиры пропали. Безобразие!
Дочка
После ванны ты все получишь обратно.
«Наступает момент, когда человеку становится ясно, что ему больше не на что надеяться», — подумала поэтесса. «Момент, когда все закончилось: все шансы потеряны, все возможности исчерпаны или остались в прошлом, момент, когда все ворота закрылись.
Тогда надо отступиться. Человек не может бесконечно долго оставаться в одиночестве там, где взаимность — необходимое условие.
Или, может быть, может? Еще один день… и еще один… и еще…»
Мама
Опять пропала моя блузка с серебряным люрексом! Что это за девки, которым ты отдала мою блузку? Верни немедленно!
Дочка
Вот твоя блузка. Давай, поешь супчику.
Мама
Пожалуйста, верни мне блузку с люрексом и шарф.
Дочка
Вот твоя блузка, разве ты ее не видишь? Давай, супчику поедим, пока не остыл.
Мама
Врешь и воруешь, хулиганка! В прошлом году ты украла у меня семь кухонных полотенец!
Дочка
Да, мама, ешь.
Мама
Как тебе не стыдно! Я составила список пропавших вещей. У меня есть доказательство, что я не сенильная. Подай мне ту синюю папку. В ней список.
Дочка
Вот твоя папка, ну, давай, сначала поешь.
Мама
Отстань от меня, чудовище. Дай, я прочту.
Дочка
Читай, мама.
Мама
Номер один, бежевая шелковая комбинация. Номер два, черная кружевная блузка из Парижа. Номер три, у меня было пятьдесят пар чулок, пропали все темно-синие. Номер пять, свои платья и блузки я видела…
Дочка
А почему ничего нет под номером четыре?
Мама
Не перебивай.
Дочка
Мама, Биса умерла после бомбежки телевидения. Это было пятнадцать лет назад.
Мама
Пропало восемь парижских кухонных полотенец. Ты сломала мою микроволновку и тостер. Номер девять, джинсы, номер десять, черное пальто, ты его вернула, но со скрипом. Я должна была тебя просить. Двенадцать, позолоченная рама со стеклом и скатерть на двенадцать персон, семидесятилетней давности.
Дочка
Мама, сейчас мне надо тебя переодеть. Встань.
Мама