Асьенда

– А-а, – невинно протянул падре Андрес, как будто только сейчас вспомнил, где находится. – Послушание, падре.

– Вы здесь молитесь?

– Вытираю пыль. Навожу порядок. Как вы и велели две недели назад. Только тогда я этого не выполнил.

Падре Гильермо глубоко вздохнул. Вздох его был страдальческий, но присутствовала в нем и нежность. Я часто реагировала так на маму – как человек, которому приходилось терпеть выходки мечтателя.

– Эх, Андрес, и что мне с тобой делать?

– На все воля Божья, падре, – ответил он. – Доброго вам вечера.

– Доброго вечера.

Скрип – и дверь закрылась. По гравию зашуршали шаги, которые вскоре совсем утихли.

Падре Андрес развернулся и присел на корточки. Затем отодвинул ящик в сторону и поднял алтарное облачение, скрывавшее меня. Между нами опустилась тонкая завеса пыли.

Прошло мгновение, пыль осела. Я вдруг поняла, что сижу на пыльном полу кладовой, словно ребенок, прижимающий колени к груди, и рассматриваю лицо непозволительно красивого священника.

Я чихнула.

– Salud[23], – со всей серьезностью пожелал мне падре Андрес.

Эта его серьезность была настолько неуместна в данной ситуации, что с моих губ сорвался смешок.

Его палец подлетел к губам:

– Ш-ш-ш!

Я зажала рот рукой, чтобы заглушить звук, но уже не могла остановиться. Меня трясло от беззвучного смеха, из глаз текли слезы.

Падре старался сохранять спокойствие, но, выбираясь из-под алтаря, я заметила, что он в ужасе. Он протянул мне руку, чтобы помочь подняться, и я приняла ее, все еще задыхаясь от сдавленного смеха.

Падре Андрес выпустил мою руку сразу же, стоило мне оказаться в вертикальном положении. Он стал бормотать извинения, скромно опустив взгляд.

– Я был уверен, что нас тут не потревожат. И как падре Гильермо узнал…

Я махнула рукой, наконец-то переведя дух.

– Все в порядке. – Я принялась вытирать слезы с щек и смахивать пыль с юбок. И когда я в последний раз так хохотала?

Бессонница, безусловно, помутнила мой рассудок как никогда прежде. Я сделала глубокий вдох, чтобы привести себя в порядок, и подняла взгляд на падре Андреса – на складку меж его бровей, выдающую беспокойство и залегшую там, казалось, навеки.

Папа, как правило, не доверял Церкви. Он говорил, что священники консервативны и нечисты на руку. Я же никогда не делилась со служителями церкви чем-то большим, чем того требовала банальная, пустая исповедь или светская беседа. Я знала, им не стоит доверять – ни тогда, когда был жив папа, ни сейчас, когда я осталась один на один с мучениями холодного и враждебного дома. И все же некое чувство притянуло меня к падре Андресу, как мотылька тянет к пламени. Прежде ты таких не встречала, шептало мне оно.

– Здесь можно говорить спокойно, – тихо произнес падре.

Так я и сделала.

Он сдвинулся в мою сторону, прислонился к алтарю и стал слушать. Исповедальня осталась позади, но мне никогда еще не доводилось быть такой откровенной с незнакомым человеком. Я выложила все как есть, начиная с нашего с Родольфо приезда из столицы, – в ту ночь я впервые увидела красные глаза. Я ничего не упустила. Рассказала даже о странном поведении Хуаны, которая в один день поверила мне, а в другой признала сумасшедшей. Упомянула и о копале Аны Луизы.

Задумчиво потирая подбородок рукой, падре Андрес внимательно слушал, как я описывала грохот и стук в дверь и холод, который проносился по дому и не давал мне спать. Затем я рассказала о скелете, который обнаружила в стене и который исчез сразу после этого.

Закончив, я взглянула на него в ожидании увидеть выражение ужаса и недоверия. Вместо этого задумчивый падре Андрес беспокойно кусал губу и барабанил по алтарю пальцами левой руки.

– Думаю, я смогу вам помочь, – наконец произнес он.

Меня охватило чувство облегчения.

– Прошу… – начала я. Попытка произнести слова благодарности провалилась – начни я говорить, голос бы сорвался, а вместе с ним исчезло бы и все самообладание. – Прошу, возвращайтесь в асьенду.

Наступила долгая пауза. Я знала, что приглашение было не особенно изящным и скорее походило на мольбу сумасшедшей. Но несокрушимая уверенность – повисшая на шее ужасным весом предречения – убедила меня: без помощи я умру.

И больше мне обратиться было не к кому.

Прошу…

– Если кто-нибудь спросит, скажите, это ваша прихоть. Вы хотите, чтобы жителям в поселении чаще служили мессу, – тихо произнес падре. – Это довольно распространенная практика, так что… Так что никто не подумает лишнего.

Под «никто», очевидно, подразумевался Родольфо. Значит, падре Андрес знал о письме падре Висенте и все равно решил помочь мне. В груди снова поднялась волна благодарности. Мне не придется объяснять, что все нужно сохранить в тайне. Он уже знает, потому что поверил мне.

Я кивнула, не решаясь что-либо сказать. Он оттолкнулся от алтаря.

– Я… Думаю, я вынужден попросить вас об услуге, донья Беатрис. Мне нужно будет остаться до наступления ночи, чтобы обойти дом.

– Разумеется. Когда вы придете? – Голос пробила дрожь.