Асфиксия

Знание, что всё катится в чёртову пропасть, появилось давно, но ощущение, что это случилось не просто так – нарисовалось в тот вечер, когда Тоня сама позвонила мне и сказала, что вечером задержится в салоне, и не знает, когда точно сможет приехать. Произнесла несколько слов ровным спокойным тоном, а у меня от безразличия в голосе сердце зашлось в бешеном темпе как ненормальное.

Перед глазами кровавой пеленой встали картинки. Много картинок. Ларин, Тоня, они вместе. Старый хрен, который трахает мою женщину.

Уверенность в том, что она мне лгала, когда говорила, что быть рядом больше не хочет, вдруг какой-то глупой показалась, детской даже. И осознание, что почти ничего о ней не знаю – словно стрелой в лоб, которая прошила голову навылет. Всё, на что меня хватило, что-то ответить в трубку и отключить мобильник.

Чёрт!

Ведь знал же, что обязательно случится что-то подобное, а почему-то ни черта не сделал. Да и что мог, по сути? Уволочь её, едва похоронившую отца, куда-то, даже не имея под жопой подушки безопасности? Послать на хер должность, жену, её влиятельного отца. Отрезать пути отступления не только для себя, но и для человека, ответственность за жизнь которого я взял бы?

Да… Да, б*я! Именно это мне и нужно было сделать, чёрт бы всё побрал.

Выбегаю из квартиры, подгоняемый ощущением, что если прям сейчас не подорвусь – упущу что-то очень важное. Оно колотится в висках, разрывает на части голову. Оно пульсирует где-то в грудине, с левой стороны, а оттуда разносится по венам. И оно – то единственное, во что сейчас верю.

Приезжаю вовремя. Как раз чётко в тот момент, когда Тоня выходит из своего грёбаного салона. Осматривается, словно боится увидеть рядом кого-то, кого лицезреть хочет в самую последнюю очередь, и, передёрнув плечами, подходит к машине… Ларина.

На моих губах помимо воли усмешка расползается. Даже не знаю, чего в ней больше, если со стороны посмотреть – горечи или боли. Тоня сама, по собственной воле, пошла к нему. Или потому что он её у меня перекупил – один хер. Тоня села в его машину не насильно. Сама.

Это, б*ядь, бьёт наотмашь похлеще прямого удара в челюсть. И почву из-под ног выбивает, словно чистый нокаут.

Наблюдаю за тем, как Ларин отъезжает от салона. Не сразу – через пару минут. Словно они там переговаривались всё это время. Или что там ещё между ними происходить могло? Целовались, обговаривали, куда трахаться поедут?

Морщусь, когда эти мысли в голову лезут, и с ручника тачку снимаю. Потребность проследить, куда именно он увозит Тоню, не даёт ни единого шанса на то, чтобы просто развернуться и поехать домой, где я скорее всего нажрусь и решу ехать к Ленке. Потому что этот вариант кажется мне наиболее верным – вытрясти из жены всё, что она об этом может знать, и будь, что будет.

Пусть бежит к папашке своему, жалуется. Мне уже на всё насрать.

Но вместо этого я вливаюсь в поток машин, цепко глядя за тем, как мерс Ларина лавирует по проспекту. Одной рукой держу руль, второй – набираю на мобильном номер Тони. Слушаю гудки, после которых связь обрывается. За*бись, мля! Мы ещё и звонки сбрасываем.

Челюсти сжимаю с такой силой, что зубы друг о друга скрежещут. Растерянность и ярость – коктейль слишком крепкий даже для меня.

Когда теряю машину Ларина из вида, едва не взрываюсь от всё тех же ярости и растерянности. И теперь второго больше, чем первого. Она вообще чудовищная – оторопь эта. Когда под дых удары один за одним. Когда не представляю, что делать дальше, напрочь. Когда рвать и метать хочется, а вместо этого кристально ясно осознаю, что потерял контроль над всей своей жизнью.

И такое со мной тоже впервые.

В небольшом кафе на окраине города почти пусто. Это даже не кафе – своего рода забегаловка, где подают бургеры и пиво. Тем чужероднее здесь смотрится маленькая девочка, которая покорно сидит на стуле и пьёт ярко-оранжевый лимонад.

– Гадость же, – морщусь, когда малышка допивает и требует ещё.

– Сам ты гадость, – отвечает она и отворачивается, сложив руки на груди.

Её отец, Илья Григоренко, хмурясь, читает то, что записал с моих слов, потому заказ приходится повторять мне.

– Нам морс и ещё два пива.

– Я не люблю морс, – ещё больше недовольна дочь Ильи, Настя. – Я хочу Милинды.

– Милинда – гадость. Мы будем пить морс.

Наверняка хочет спорить дальше, но её перебивает Илья:

– Это всё, что нам известно?

– Да. И я многого не прошу. Хочу знать, где она появляется, с ним ли. Чем занимаются.

– Окей.

Никогда не думал, что впишусь во что-то подобное. Когда полчаса жизни – будто вырваны из мыльной оперы. Детективное расследование, информация, потребность узнать хоть что-то. Но иного выхода у меня просто нет. Тоня снова исчезла, и теперь у неё нет старого козла отца, который подохнет и я смогу этим воспользоваться.

Я нахожусь на грани. Каждое утро просыпаюсь с мыслями о том, что вот сегодня, через несколько часов, смогу сделать то, что стало навязчивой потребностью – отыщу Тоню, и мы с ней смотаемся из Питера туда, где нас никто не найдёт. У Ларина, конечно, длинные руки, но не настолько.