Ashen crown (СИ)

Вздохнув, он повернулся. Для того, чтобы рвать и метать ему не хватало выдержки и ярости. Потому что задели за живое, за самое ценное из всего накопленного за недолгую, нелёгкую жизнь. Выглядел он потрёпанным и избитым, обезвоженным путником, не ведающим, где кончается пустыня, но до последнего вздоха держащим под языком каплю холодной воды. Тэхён не успел разглядеть, наверное, сколько царапин и синяков пропечатала на нём страсть, не считался с тем, что повлечёт за собой необдуманный шаг. Помнить следовало и о том, что как только он очутится в своей среде, защищённый и готовый защищать, Чонгук вновь станет свидетелем редкостного явления. У Тэхёна, в отличие от него, блистательно получается фокус с возрождением.

И вдруг Чонгука пронзила мысль, от которой стыла в жилах кровь. Выстрелил бы Тэхён ему в спину, целься он в Чимина? Впрочем, когда они садились в самолёт, он уже знал, что не придётся. Минутная стрелка своё отмотала. Вендетта уже свершилась.

***

Чимин не чувствовал себя лучше. Напротив, состояние его ухудшилось. Чрезмерная подозрительность подвела его к тому, что в день перед непосредственным «посвящением» он отказался от еды насовсем и позволил себе лишь несколько хлебцев и воду. Возможно поэтому вечером, когда его скрутили и насилу накормили наркотиками, эффект вынес его на невесомых волнах прямо к зареву жертвенного огня, разведенного для кого-то другого.

Анжело вёл его под руку, и до ушей Чимина сквозь глухой тоннель многотонных звуков доносились обрывки его бесполезно-спасительных речей. О том, что они прекрасно сойдутся и что Чимину придётся сдержать обещание. Он не волновался, не впадал в панику. На некоторое время картина прояснилась значительно, и то, что прежде казалось мерзким и вызывающим тошноту, отныне вызывало сочувствие и желание соучастия. Даже не так. Чимин теперь мог бы смело заявить, что причастен к тому закрытому для всех прошлому, в каком погряз и не единожды утонул Тэхён. Идя по его стопам, Чимин не стыдился целовать следы.

Отказываясь смотреть, он упирался до тех пор, пока Анжело не пригрозил пихнуть его к тем, кто утешался друг другом. Чимин присмирел и вцепился в сознание с угасающим предчувствием счастливого конца. Вещества разносились по его крови с невероятной быстротой и грозили неотвратимыми последствиями. Всё, чего он хотел, прибыв сюда - увести Анжело подальше от народа, уединиться и свести счёты. Мысль укрепилась прочно и позволила продержаться без дрожи в коленях гораздо дольше, чем того ожидал спутник.

Настоящие трудности настигли Чимина после первого часа. Руки и ноги больше не принадлежали ему, сердце колотилось с частотой бьющегося о стекло дождя. Размазанные силуэты, фигуры и лица, музыка, будто толкающая маятник в желудке. Он запоминал ткани цветных шёлковых халатов, мерцающие в тенях блёстки, рассыпанные по оголённым телам.

Те страшные рассказы, какими делился когда-то Юнги, не соответствовали действительности. Здесь было на удивление тепло и уютно, вкусно пахло цитрусово-фруктовыми маслами. Почти, как дома. Незнакомые люди увлекательно заигрывали и радовались, встречали Чимина с распростёртыми объятиями, словно он долгожданный и незаменимый, их послушный мальчик, член большой, пусть и дисфункциональной семьи.

Длинный стол у стены сервировали блюдами. Пошатываясь и едва обходя призывающих присоединиться к таинству, Чимин как раз забился в угол, где трапезничали и распивали спиртное. Он пробовал напитки без удовольствия, затем затолкал внутрь безвкусную еду. Осмотрелся. В зале потушен естественный свет и устланный коврами и подушками пол напоминал, скорее, сердцевину дворца, утонувшим в шлейфе пряностей. Причудливое сходство породило в памяти лик Эсперансы. Встряхнувшись, Чимин нечаянно разбил бокал и получил подсказку.

Неслышным звоном ознаменовалось окончание подготовки. Музыка стихла. Вдруг Анжело, неизвестно когда появившийся рядом, схватил Чимина за шею и заставил опуститься на колени.

— Преклонись.

Чимин наблюдал за тем, как в разных частях комнаты люди бросают свои дела, чужие тела и все, как один, в равной степени готовые дать головы на отсечение, падают ниц. Внутрь, на обшитых бархатом носилках, внесли поджарого бледного мальчика, затем хором читали молитву. Чимин молча выжидал, когда действо завершится. После огненного знамения и восхваления единого Бога, он и вовсе отвернулся, не выдержав происходящего кошмара. Жертву насаживали на крючки, но та почти не роптала, только жалобно подвывала под всеобщее ликование.

Сам Чимин не сказал бы, что успел в какой-то мере отрезветь, но его уже начинало тошнить, желудок отторгал съеденное. Воспользовавшись заминкой, он поторопился к двери, ведущей в уборную. Полз на четвереньках, представляя, как это унизительно и мерзко. Гнилостный путь перед освобождением.