Смахнув выступившую испарину платком, Чонгук прошёл в ванную, смыл мыльные разводы после Чимина, натёр эмаль до блеска и, стянув майку, достал раскладной ножик. Задержка у зеркала. Тэхён появился сзади, заспанный и ещё не оклемавшийся. Как только он приклеился к его телу, и их губы сомкнулись, Чонгук ощутил в ладони пустоту: Тэхён перенял рукоять ножа.
— Я сам сделаю.
Пока он вырезал на его груди пресыщенно обнадёживающую надпись, украшавшую их с Чимином, Чонгук молчал. Рубиновые капли ударялись о плитку. Традиция: подписывать своё. Тэхён опустился языком вниз, облизывая саднящие буквы, они не нуждались в большей дезинфекции.
— Ты звонил кому-то, — тихо заметил Чонгук, чуть поморщившись. — Трубка лежит не так, как я её оставил.
Тэхён бесстрашно согласился.
— Леон сейчас в моём доме и держит связь с теми, кто всё ещё готов дать отпор.
Чонгук трогательно рассмеялся.
— Неужели после всего ты и впрямь хочешь повоевать за честь семьи?
— Не за их честь. Просто… с тобой, — выдохнул Тэхён ему в губы. — Мы соберём несогласных и вышвырнем чужаков обратно, чем не веселье?
Обнадеживающе. Чонгук в принципе не планировал улетать, скажем, в Корею. Или же отправляться в кругосветку. Деньгами они могли распоряжаться, как пожелают.
— Мы пойдём?… — Тэхён напирал, и Чонгук вынужден был вжать его в стену.
— Твои капризы так заебали, Тэхён.
— Вико Ринцивилло, — едко ухмыляясь, уточнил он, продолжая балансировать на грани. — Не мафия бессмертна.
— Гонишь. Мы тоже - нет. Я пытаюсь отвязаться и залечь на дно, а ты нарочно тащишь нас под прицел, как будто другого выхода не видать. И… — он туго сжал его запястье, улыбнулся, смотря в глаза. — И это охуенно. Как всегда. Ты в своём репертуаре. Мне нравится, детка.
Он пообещал ему, что они доберутся до искомого ответа, чтобы доиграть как-нибудь в стиле, которого от них не ждут. Наконец Тэхён обратил внимание на забинтованный локоть Чонгука, с немого позволения приподнял ткань выше и увидел следы уколов. Кисло-сладкий привкус страха на языке.
— Ты что, колешься?
— Немного. Как и ты.
Вздрогнув и чувствуя, как леденеет нутро, Тэхён задрал рукав своей рубашки. В этих синеватых дырочках крылась причина его полусознательного бдения, отравления вне дозы, суженных зрачков, заплаканных век и постоянного желания трахаться.
— Нет… — он сполз вниз по стене. — Нет, блять…
— Чуть-чуть - не вредно, — заверил Чонгук, опускаясь к нему, целуя в лоб. — Я люблю тебя, слышишь? Это небольшое баловство, и нам по плечу выбраться. Не паникуй.
Чимин сидел за стеной, обнимая колени и слушая, как их дыхание удваивается, звуки нарастающего поцелуя врезаются в слух. Он хотел помочь им, но не знал как. Совершенно. Они умирали у него на глазах.
***
Настольная лампа противно мерцала. Никогда Юнги не приветствовал долбаные флуоресцентные китайской сборки, уж лучше бы поставили свечу на травах. Как в детстве. И во вращающемся подсвечнике.
Тут же запах медной проволоки или скорее - собственного тела. Если не считать гипса на руке, в остальном он чувствовал себя добротно. Родился в рубашке - про него. Первая мысль-молния о Хосоке. Он лежал на соседней кровати, с подвешенной ногой. Под капельницей, и с перебинтованной головой. Горькое сожаление, сердце сжимается разом. Как бы то ни было, они выжили. И кто-то оказал им содействие, потому как Юнги не помнил, чтобы добирался до жилого пункта.
В чистой комнате, оборудованной под медкабинет, никого не было. Юнги прикинул, что провалялся без сознания немало, и с момента аварии прошло не менее пары суток. Из одной задницы - в другую, с такой техничностью, что позавидует бывалый аквалангист. Дверь скрипнула, впустив гостя. Юнги притворился спящим, краем глаза отследил, как человек в белой рубашке меняет Хосоку капсулу с физраствором.
Условный доктор выглядел зрело и признаков врага в нём не разглядеть. К тому же, Юнги показалось, что он где-то его уже видел. Он завёл разговор потому, что иначе не представлял, как докопаться до сути происшедшего.
— С ним всё будет хорошо? — спросил падре, кивнув на Хосока.
— Пока - да. Правда, с лодыжкой не свезло. Перелом не самый благоприятный, но операция себя покажет не раньше, чем через две недели, так что без прогнозов.
— Спасибо за помощь, — Юнги продолжал всматриваться и не узнавать. — А ты кто вообще, миссионер, целитель?
— Скажешь тоже, — доктор покачал головой.
— Мы служили вместе? — предположил Юнги.
— Да, можно и так сказать. Я полевой врач, в госпитале весь конфликт просидел, — док подсел на стуле, поставил Юнги градусник и сделал пометки в блокноте. — Ты не вспомнишь, наверное. Мы часто сидели за одним столом. Ты, я и Эльмаз. Сдружились быстро. Но я такой - типаж невидимки, редко запоминаюсь людям.
Юнги проморгал, приподнялся, ощутил першение в глотке. Набираясь смелости, предположил:
— Намджун, ты?…
Спустя столько лет безызвестности. Когда-то Юнги думал, что он погиб. Из того сухонького студентика в больших очках ныне самый настоящий мужчина.
— Но какого чёрта ты здесь?
— Ни война, ни церковь, — Намджун достал нашивку с гербом Ватикана, — не забывают своих мучеников.