Ashen crown (СИ)

Юнги солгал. Будто бы он в родительском доме, так сильно беспокоился о сестре. Он думал, что рассказать ему о родстве с Хосоком будет проще, чем отстоять панихиду. Но язык не ворочался ни в какую. Имел ли он право обрушить на него правду? И подходящее ли для того время? Даже если так, Хосок не здесь. И постоянные мысли о нём могут привести к безрассудным поступкам.

— Вот как?… — Чимину нравилась заботливость Хосока-Эсперансы. — Это хорошо, я думаю. Он приедет, как сможет, верно?

Падре закусил губу и ответил быстрым кивком.

— Не знаешь, случайно, что у Тэхёна на уме? — Чимин предчувствовал страшное.

— Да погоди ты с Тэхёном… — Юнги чуть отстранился и погладил по руке, заботливо осмотрел. — Как ты сам, Чимин?

— Ну, не сказать, что отлично. Не на десять баллов.

— Вижу. Извини. Задаю глупые вопросы.

— Слушай, я могу тебе… исповедаться? — попросил вдруг Чимин.

Юнги проницательно посмотрел на него. В профиль он стал выглядеть старше. Или обман неверной полутени?

— Конечно, — Юнги не обнаружил на себе креста и просто взял Чимина за руку.

Разговор по душам. Не вполне откровенный. Кое-что в закулисье. Чимина больше коробило настоящее, чем пережитое. Тэхён и Чонгук, возводящие сдвиг по фазе в абсолют. Он ощущал себя причастным и заражённым.

— То, что ты им подписан, Чимин, не делает тебя рабом или слугой, — сказал Юнги. — Не вини себя. Подписать можно кого угодно, но правами собственности не обладает никто. И вспомни, как тебе это досталось. Сейчас скажу честно, не как священник. Вы не далеки друг от друга.

— Звучит менее… священно, чем я надеялся услышать, — полуулыбка Чимина красила.

— Исправляюсь. Апостол Павел в послании к Коринфянам писал, что любовь любит истину и всё переносит, а вот Пётр говорил, что любовь покрывает все грехи.

— Похоже на тебя, — Чимин снова улыбнулся, но менее тепло.

Юнги разглядел в нём что-то схожее с Хосоком. Общего у них - тяга к свету и, пожалуй, эта манера держать улыбку, когда всё катится в пропасть.

— Ты мне ещё что-то хочешь сказать, но почему-то скрываешь.

— Всему своё время, Чимин, — он потрепал его по волосам.

И ещё. Чимин такой же прозорливый малый, как и брат. Юнги заметил, что часовая стрелка уползла к четырём утра, подорвался подняться, но Чимин остановил.

— Ты не мог бы… — он сжал его запястье, — остаться здесь? Мы с Хосоком, когда было хреново, спали рядом. Это успокаивает, когда кто-то есть… Не подумай лишнего. Чисто по-дружески.

— Ты мне тоже хочешь что-то сказать, Чимин, но скрываешь. И не смей отвечать моими же словами.

— Ну, тогда я скажу иначе, — Чимин тяжело вздохнул. — Я хронически боюсь оставаться один.

— А Леон? Я видел его внизу. Кажется, между вами что-то стряслось.

Чимин опустил глаза.

— Мы не можем просто спать рядом. Я срываюсь.

Уловив контекст, Юнги указал на кровать.

— Что с тобой поделать? Давай ложиться, сынок.

Он взглянул с какой-то неимоверной щенячью благодарностью. Заснув, прикатился к боку Юнги и приговаривал во сне, что ни в чём не виноват. Юнги по-отечески поцеловал его в лоб и пожелал ему простить себя.

***

Как в тюрьме под конвоем. Ни в жизнь Хосок так отвратительно себя не чувствовал и всё время избегал моментов притеснения личной свободы. Тем более во имя какой-то защиты, какая никуда не впёрлась. Сестра вцепилась ему в руку, мать шла впереди, а трое телохранителей замыкали их колонну. Солнце пекло затылок. Её ногти впились в запястье, и в глотке пересохло. От машины шли по асфальтированной дорожке, затем прошли в фешенебельное здание, где один зал ожидания как люкс в пятизвездочном отеле.

Выходит, у них частный самолёт, но куда тогда торопились?… А папочка неплохо разжился. Действовать следовало стремительно. Выйдешь, так позади - пустырь. Убежать с такой ногой нереально. Внутри не потеряешься, камеры наблюдения - всевидящее око. Хосок искусал все губы, раздумывая над побегом.

— РёнХи, слушай… — Хосок слегка пихнул сестру в бок, прося телефон.

Напечатал:

«Я о многом не прошу. Помоги мне немного».

«Окей. С чем?»

Избалованная и любимая дочь своих родителей, тем не менее, не забывала брата и вряд ли могла кинуть. Просьба звучала исключительно глупо, напугала, удивила, а после вызвала прилив гордости. РёнХи верила в то, что несправедливая молва родителей о непутёвом Хосоке - всего лишь способ удержать её саму. Им же она тайно восхищалась. Приключенцем, сбежавшим от свалившихся ожиданий. Впрочем, обиды тоже были, но в трудный час девушка о них не вспомнила.

В сопровождении охраны они прошли в уборные. Перед тем, как войти, тревожно переглянулись. РёнХи подумала, что видит брата в последний раз. Хосок стоял у двери, в напряжении отсчитывая минуты. Те не шли и вовсе, тянулись. Он уже решил, что она передумала и сдаст его с потрохами, но вот раздался истеричный крик… Как и ожидалось, двое из трёх вломились в уборную, а третий, стоявший лицом к начавшейся возне, дал Хосоку фору уйти незамеченным, скрывшись за поворотом.