— Прекрасно. Говорят, что если ты в отъезде, пока твоя страна горит, это значит, что ты либо трус, либо веришь в то, что её потушат люди твоего сердца. И я смею предположить, что правдиво второе, — улыбнулся шейх. — Не составит тебе труда, друг мой, пройти со мной в кабинет и подписать официальные бумаги?
— С удовольствием, — Тэхён поднялся, подобрал черновики, взял деньги и посмотрел на задумчивого падре, не собирающегося сходить с места. — Да, подожди здесь.
Все ушли, и некоторое время Юнги просидел в одиночестве, внимательно разглядывая потолочные арабески. Вдруг сменилась музыка, заиграла громче. Страстная, густая, раздалась вширь и опустилась мягким покрывалом. В комнату по одной заходят женщины, пританцовывая и вливаясь сочными бёдрами в жаркий ритм. Юнги вжимается в спинку дивана, но встрявший ком в глотке сглотнуть не может.
— Это… что? Простите? — он смотрит на них, стройных и подтянутых женщин, изящных и по-утреннему свежих.
Чрезвычайно молодые и немыслимо соблазнительные, царицы хранят молчание, вступая в чувственные музыкальные границы, обмахивают святого отца шёлковыми платками. Только и звенят цепочки, медальончики и украшения набедренных повязок и расшитых камнями и золотом бюстгальтеров. Их шестеро, и каждая норовит показаться лучше другой…
…Поднимаясь по лестнице, Тэхён обернулся на шум в коридоре и увидел группу воркующих наложниц.
— Не слишком ли это…?
— О нет, ему должно понравиться, — усмехнулся Эльмаз, беря его под локоть. Видимо, не так уж и набожен, как кажется. — Мой скромный подарок старому другу…
Старый же друг поджал губы и почувствовал, как накаляется воздух. Танцовщицы плывут одной волной, сливаясь, и разлетаются, как лепестки цветка. Тут он уцепился за точёную фигурку одной-единственной, облачённой в изумрудное одеяние, она смотрела на него в упор с той самой секунды, как вошла, и ждала, когда же заприметит. И Юнги заприметил и вздрогнул, словно раскусив подобие кисло-сладкого фрукта, он объял цепким взглядом её персиковую кожу, плоский животик и контуры преступно желанной талии, две туго натянутые тетивы.
Остальные девушки продолжали танцевать, выстроившись в линию позади, извиваясь и синхронно впадая в эйфорию, а эта, ни на кого не похожая, храбро вышла вперёд, пылко и медленно пала в изгибе на пол, выпрямилась и откинула копну волос, вьющихся до самого пояса, ядовитой змейкой поползла ближе.
Становилось жарко, под коленями и на сгибах локтей собралась влага, воротничок сжимается ошейником. А она, прикрыв пол-лица тёмной маской, продолжала пленить подведёнными сурьмой глазами и резко крутить бёдрами, отдаваясь музыке задаром. Юнги узнавал её частями, склеивая в единый образ.
Тягучая замедленная часть песни, движения вполсилы. И Юнги отчётливо разглядел браслеты на завидных щиколотках, из-под одного из них (он прищурился), виднелась татуированная надпись. На таком сладостно знакомом наречии, надпись оскорбительная и дикая.
«La puttana di Dio»
«Божья шлюха».
Какого чёрта…?
И сердце Юнги пошло в пляс, рухнуло и разбилось, колокольный звон спугнул замерших на венах птиц. И эти стервятники, вдавшись в плоть, сделали мучительно больно. Он продолжает видеть то, на что не хочет смотреть, а она - вырезает движениями шрамы по его телу и набрасывает платок на шею, зазывая обратить особое внимание на живот. Напротив Юнги её влажный пупок, манящая «т», и чувствуется эфирный запах намасленного тела. Сглотнув, он поднимает опьяневшие глаза, хотя надеялся зажмуриться.
Что она такое, как смеет прикасаться к нему тонкими пальцами и подкрадываться к спящему зверю?
Шепчутся звенья цепей, и руки святого отца бессильно прикладываются к девичьим запястьям.
Избавиться от неё… Избавиться, как можно скорее.
Нарастает барабанная дробь, и девушки заходятся в экстазе, по рукам Юнги бьются вибрации. Девушка наклоняется над ним, передавая импульсы разгорячённого тела, палящее дыхание погладило щеку. Он колеблется, большими пальцами врезаясь в её предплечья, она даёт ему мгновение, чтобы раскрыть маленькую тайну. Её частые вздохи, капельки пота в ложбинке меж маленьких грудей.
Странно.
Юнги медлит. Момент упущен. Похожая на водную гладь, её кожа ускользает из-под пальцев, и маска остаётся на месте. Юнги кажется, он уловил в ней что-то запредельное, запретное и сугубо личное, а она, обнаружив, что почти раскрыта, рванула назад, прячась за спиной другой танцовщицы. Потеряв её из виду, Юнги встревожился и тут же подумал, что это к счастью.
Песня подошла к концу и продолжилась тихим флейтовым переливом, но кроме покинувших сознание плясуний, что заполонили все мысли неприступного Юнги гораздо прочнее, нежели он желал, никто больше не зашёл. Он потянулся за вином и опрокинул заодно и бокал Тэхёна, встретил его захмелевшим. К машине они возвращались не с пустыми руками, сделка удалась, и Тэхён застолбил неплохое местечко. Всё остальное уладит по прибытии домой.
— Ты что, выпил? — принюхался Тэхён и изогнул брови.
— Это Христова кровь, — неуверенно объяснился Юнги.