Ася (СИ)

— Я Вас не осуждаю и не обсуждаю, но пациентка не владеет информацией относительно своего статуса. Ждать не имеет смысла. Это ведь не аппендицит, не пупочная грыжа, запланированная пересадка печени или еще что-нибудь в этом же духе. Зачем Вы оттягиваете неизбежное? При этом не предоставили возможности сделать это нам. Долгих вступлений, безусловно, не было бы, но и десять дней в неведении эта девочка не провела бы. Считаете, что оберегаете её, сознательно не говоря ей обо всём? Покупаете счастье, Константин? Оно ведь исчезнет, когда Ваша жена узнает, что больше недели живет без яичника и маточной трубы. Поверьте, слухи о женской интуиции давным-давно перестали быть выдумками и народными поверьями. Женщины держатся на том, что нам, мужчинам, недоступно. Мы действуем и не оглядываемся, а они обдумывают, мусолят, переживают, о чем-то там догадываются, затем накручивают и доводят себя до взвинченного состояния. Будет взрыв, Константин, когда правда вылезет наружу… Вы… — он внезапно громко крякает, потому как я грубо и бесцеремонно перебиваю его пафосную, чего уж там, в чем-то сберегающую мудрость речь.

— Я скажу, когда посчитаю нужным, когда пойму, что знание этого ей не навредит. Эмоционально и психически! А Вы говорите о том, что моя жена лежит в отдельной палате так, словно это уголовно наказуемое деяние. Есть, что сообщить? Объективно и непредубежденно, м? Оставим разговоры в пользу бедных о том, что я чего-то должен или что-то надо бы простить. Скажу, когда сочту это нужным.

И уж точно не в этом месте! Не в этой чертовой больнице, в которой даже будто свежий, стерильный, безопасный воздух не способствует скорейшему выздоровлению попавшего в застенки пациента. Я всё скажу своей жене, но только не здесь. Она ведь расстроится, наверное, станет горько плакать. Вероятно, меня ударит, затем покажет слабость, упадет, начнет бить кулачками и громко причитать. К чему, хочу его спросить, нам с Асей лишние свидетели её падения? Пусть это случится там, где нам никто не помешает и там, где никто не станет в чем-то и кого-то обвинять.

— В том числе! Но все же не преувеличивайте! — оттолкнувшись от стола, доктор откатывается в рабочем кресле назад. — Это больница, а не курорт. Грубые нарушения и по содержанию, и по посещениям. Я устал об этом говорить и стократно повторять. Что на это скажете? Опять про деньги, возможности и свои желания вспомните? Не надо так, не смещайте акценты.

— У неё никого нет, кроме сына и меня, а наши ненавистные вам всем отсидки у жены в палате вполне себе оказывают определенное терапевтическое действие. Она скучает по Тимофею, всегда ждет его, затем играется с ним, кормит, что-то рассказывает, даже песенки поет. Она ведь даже не может взять его, как положено и как она хотела бы, на руки. Я этого не позволяю и внимательно слежу за тем, чтобы жена не поднимала тяжестей. Правильно, надеюсь, выполняем Вашу рекомендацию?

— Правильно. Но постоянно находящиеся с ней друзья, которые сменяются словно эпизоды в телесериале…

— Прошу меня простить, уважаемый доктор…

— Виктор Николаевич, — напоминает мне спокойно.

Я этого не забуду! Побереги себя и усиленнее тренируй терпение, эскулап. Будет так, как я задумал, и ты не сможешь повлиять на мое решение. С меня хватило одного раза, когда я опрометчиво положился на тебя и твои обещания, клятвы будто на крови, заверения в том, что все будет хорошо, а мои слова буквально ты передашь проснувшейся от наркоза Асе. Возможно, она что-то и услышала перед тем, как погрузиться в наркотический сон, но все же я не уверен, что ты правильно и своевременно мою мысль до её ушей донес. И, кстати, о последнем.

— Если под достойным режимом и качеством манипуляций, в числе которых хотелось бы вспомнить уколы галоперидола, Вы понимаете связывание беспокоящих персонал пациентов, перенесших только-только тяжелую операцию, то…

— Не преувеличивайте, Константин. Это не насилие и никакого связывания. Пациентку зафиксировали и только.

Ха! Да я еще и не начинал. И только? Ему, пиздец, смешно?

— Ася вставала, падала, кричала и звала на помощь.

Потому что испугалась! Неужели тяжело понять. Прояви он хоть чуточку внимания и сочувствия, возможно все сложилось бы иначе. Этот Виктор Николаевич рекомендовал мне отправиться домой, отдохнуть, чтобы с новыми силами начать следующий день. До сих пор корю себя, что послушался и выполнил еще одну рекомендацию этого светила.

— Неприятности сотрутся, Ася забудет, Константин. Память избирательна.

«Особенно у женщин!» — забыл, по-видимому, добавить.

— Они рожают в муках, а при потугах стонут, затем хрипят, что больше никогда, ни под каким прицелом сюда не вернутся и не покажут носа. А потом: «Помните меня, Виктор Николаевич? Я рожала здесь два раза подряд?». Спрашиваю: «Чего ж ты, милая, опять пришла?». «За третьим!» — и гордо задирает нос.

Весьма познавательно, но: