Ася (СИ)

— Она, возможно, и забыла, зато я прекрасно помню, в красках и с мельчайшими деталями, в каком состоянии её нашел и как тяжело было наблюдать за тем, как к моей жене потом, на следующий день, возвращалось нормальное поведение и потерянное от этих психотропов адекватное сознание.

— Нормальное? То есть…

— Ей двадцать пять, доктор! Вы даете Асе слабенькие шансы на возможность в дальнейшем иметь детей. Всего каких-то пятьдесят процентов. И просите меня не обнадеживать её, мол, на всё воля Божья. Как для человека науки вы рассуждаете весьма непрофессионально. Да или нет — и всё! Клепаете математические рассуждения, словно имеете соответствующую квалификацию. Там еще дополнительные условия надо бы учитывать…

— Где? — у врача ползут на лоб глаза.

— В теории вероятностей. Не всё так просто, а вышкой не описать человеческие организмы. Везде не правы, Виктор Николаевич. Ваши домыслы и рассуждения, а также гадания по линиям руки, «как будто два изгиба — значит, будет двое», смотрятся дико и попахивают средневековым шарлатанством. Живёте, видимо, с коробок конфет и бутылок игристого, которыми Вас задаривают благодарные пациентки и их мужья, хотя, в сущности, Ваша заслуга в их родительстве весьма спорна и уж точно минимальна. Это первое! Теперь второе…

— Не утруждайтесь, Константин. Вы пришли наконец-то выразить свое недовольство тем, что тогда произошло?

— У нее на животе вполне определенный шов, который медсестрички скрупулёзно обрабатывают. Вы таскаете её на осмотры, на которые жена, между прочим, ходит, как на постоянно откладывающуюся казнь и без особого энтузиазма, что и понятно. Задерживаете её, видимо, обо всём расспрашиваете, утешаете, и не спешите отпускать. Сейчас напомните мне про то, что это не база для отдыха? Однако не стоит — я ведь не забыл и прекрасно помню. Это нонсенс! При всем желании не удалось бы, если каждый раз обращать внимание на кислые мины Ваших подчиненных, которыми они вознаграждают беспокойных посетителей моей жены. Так, о чем Вы там с ней, за закрытой дверью, говорите? Настраиваете против меня? Из-за меня, да? Мол…

— Это глупости. Достаточно. Очевидно, что у вас с Асей личные проблемы, но дело точно не во мне. Идите к жене, а мне пора работать, — подкатывается к столу. — Есть ещё вопросы по терапии?

Сейчас, сейчас, сейчас…

— В-третьих, она была связана, вероятно, более двенадцати часов. Получила достойную, — я грубо шикаю, — е. ать ещё какую, достойную дозу успокоительных и качественное обхождение, когда стонала на скомканной, пропитавшейся её потом наволочке, возясь на больничных простынях, как неудачно перевернувшийся на панцирь мелкий жук. Затем выслушала уж точно неискренние слова с извинениями и, наконец, была переведена в отдельную палату под пристальным вниманием и шушуканьем ваших требующих уважения и почёта медсестер. В чем проблема, Виктор Николаевич? Отправляете меня к жене? Я пойду! Но немного позже. Позвольте продолжить?

— Вам не требуется мое разрешение, Константин.

Опять намек на всемогущий толстый кошелёк? Вот козёл!

— Пять минут — не больше! Итак, теперь Вы спрашиваете у меня, когда я намерен ей сказать, что та кожаная линия, прикрытая бинтом и бандажом, к которой она боится прикоснуться, чтобы не пискнуть и не зажмуриться… Да что я, в самом деле! Она не смотрит на свой живот потому, что, вероятно, о чем-то нехорошем и без моих слов уже догадывается… Не делайте из молодой девочки дуру! Я зашел сюда не для того, чтобы в очередной раз выслушивать порцию нравоучений и пикантных эпизодов из Вашей богатой практики. Хватит кормить меня медицинской философией и укорять тем, что я в чем-то успешнее, чем скучающее окружение, и не касайтесь укрытыми латексом руками нашей жизни. Моя семья — не идеал, но мы работаем над этим и к чему-то подобному стремимся. Считаете, что собрали весь анамнез? Заверяю, что ошибаетесь во всём, в каждом грёбаном предположении. Не имеете права давать моральные советы и упрашивать меня, как можно скорее, растрепать юной женщине, что её следующее материнство под большим вопросом. Похрен! Ясно? Доходчиво? Я не под наркотиками и мудрые слова про статистику и тому подобную мутотень, что дети цифрам не подчиняются, что их появление бесценно и не поддается законам, не внимаю. Если она захочет, мы тоже придем за вторым ребёнком! Но уж точно не сюда.

Потому как я стопудово не забуду. Не забуду её глаза, наполненные вязкой слезой, не сотру из памяти её подрагивающие губы, и гарантированно не смогу смириться с унизительным положением, в котором нашёл свою жену.