Ася (СИ)

— Саша признался твоей подруге в настоящем чувстве и подарил кольцо в надежде на то, что та согласится стать его женой.

— И что?

— Терехова отказала.

— Значит…

— Ни черта не значит, — подаюсь на неё. — Слышишь? Это первая попытка. Мяч на её половине, за ней удар. Пусть…

— Костя, ты пьян? — уложив ладонь, гладит сильно напряженную скулу. — Это странно, но…

— Её отказ продуман, расчет понятен, решение взвешено и обсуждению не подлежит, но у неё есть шанс исправить то, что по недоразумению не сложилось. Сашка — выигрышный билет, Ася.

— Ты подался в свахи?

— Да, — опять укладываюсь на бок, загребая к себе сына, прикасаюсь к ней, терзая лёгким поцелуем розовые губы.

— Ну, хорошо. И что я должна делать?

— Придумай!

— Смеёшься?

— У тебя получится, — теперь я бережно сжимаю её шею. — Иди сюда!

Отец был прав, когда настаивал на возможном счастье. Вот же… Вот оно! А я ведь чуть не проморгал его.

Её… Её… Её, конечно!

Мою… И только! Мою любимую и долгожданную. Мою…

АСЮ!

Глава 31 «АСЯ»

Сегодня трудный день. Один из — вероятно! Насыщенный событиями, известиями средней тяжести, а главное, долгожданным возвращением домой. Ещё минут пятнадцать или немногим меньше, и я наконец-то уберусь из галдящего на все возможные голоса любимого офиса, по которому, чего уж там, весьма соскучился, пока находился в вынужденном «декретном отпуске» по уходу за непослушными — да-да и это не милая оговорка, язвительная шутка, долбаный цинизм или грёбаная ехидца — мелкими детьми; затем приеду на край света за любимым сыном и свяжусь с женой, старательно помалкивающей в нашем чате: то ли ей нечего сказать и нечем, как результат, похвастать, то ли она просто изощрённым образом испытывает моё терпение, которое, объективно говоря, любезно подготовлено и выставлено на старт с довольно крупной, красочной пометкой «На исходе!». Все нервы синеглазка вытрепала! Неполный день, а я уже на взводе: психически контужен, а физически, к чему уже, естественно, привык, неудовлетворён.

Пребывание в гостях, но, как это ни странно, в «нашем месте», сильно затянулось. Чего уж! Простой визит и вероятная побывка на семь тире десять дней заняли, как говорится, «до обеда — целый день». Двадцать восемь! Вот столько по времени я провёл со своей семьей на старом маяке, будто бы в родных стенах, однако в чужом по документам доме. Почти месяц мы спали с Асей на арендованных у Яра с Дашей простынях, продавливая телами жёсткий матрас двуспальной кровати на нижнем ярусе заброшенного навигационного сооружения.

Матвей Аксёнов, что очень, если честно, подозрительно, растерял набранную скорость, сбился с ритма и намеченного пути, отвлёкся на кое-что иное и, как результат, заставил своего босса кантоваться за высоким забором давным-давно заброшенной жилплощади. Не в том, конечно, смысле, что благоустроенное жилище опустело и поселило в своих недрах только звёзды, солнце, снег, дождь и с ног сбивающий свистящий ветер, а в том, что я напрочь отвык от того, что мы с женой творили там.

Нет-нет! Никаких взрослых глупостей или безудержного секса, на который мы пока с ней, увы, не получили письменного разрешения, или ещё какого-либо запрещённого по чьим-то меркам разгула, вкупе с извращениями и содомией, от чего, если откровенно, у Аськи к чёрту сносит крышу, и Цыплёнок полностью утрачивает разум и контроль от того, что видит, но не может, к сожалению или всё же к счастью, реализовать. Там, в отцовском старом доме, мы просто были самими собой, изображали аборигенов, играли в домострой — под настроение, и, облизывая от удовольствия пальцы, «кушали» любовь.

Спали до обеда, пока сын не заявлял о себе громким криком, бормотанием или толчками пятками в бортик своей маленькой кроватки, затем с ленцой и только вместе готовили полезный завтрак, который уже можно было считать обедом, ели на смотровой площадке, закинув почти себе за уши ноги, при этом уставившись на линию горизонта, разделяющую одну стихию от другой; затем спускались, отвешивая «рукоплескания» по задницам, стихийно собирали вещи и почти под вечер выползали на полноценную прогулку. По-детски размахивая руками, я показывал жене как будто стёршиеся из памяти, но всё еще присутствующие в реальности местные достопримечательности, водил её по секретным детским базам, словно по военным объектам, целовался с Асей, развалившись на стволе упавшего от старости и ветра дерева, шириной с мою фронтальную проекцию, намеренно лохматил ей прическу, теснее прижимал к себе и терпеливо, но всё же по-садистски, вероятно, затаившись и притихнув, ожидал, пока жена попросит о пощаде или выкинет под нос мне белый флаг. Не тут-то было! У Цыпы, по-видимому, высокий болевой порог. Она кряхтела, подстраивалась под мои тиски-движения, иногда специально подставлялась, жалобно стонала, но не от боли, а от наслаждения, и закатив глаза, подергивая всеми четырьмя конечностями, шептала, что хотела бы ещё…

— Ты куда? — кричит мне в спину Сашка.

— Домой, — не поворачиваясь, как будто между прочим, отвечаю.

— Не рановато?

— Нет, — натягиваю свой пиджак. — Лилечка, я буду на связи и…