Ася (СИ)

Звучит, как заклинание или как отзыв на известный только нам с женой пароль.

— Прояви благоразумие, виновница торжества. Итак?

Ася, выгнув шею, обреченно выдыхает, и прикрыв глаза, пищит:

— Невыносимый мужчина!

Да, это я! Знаю же, что ей не больно. Уверен, что со мной играет. Такое с ней неоднократно проходили. Сейчас она позлится минут пять-семь, потом лукаво подмигнет и ярко улыбнется, оближет губки, нижнюю обязательно закусит, выгнется на меня вперёд и скажет, что ко всему готова.

— Доброе, — вдруг широко зевает, что-то несуразное спросонья медленно бормочет и цепляется пальцами за тканевую обивку изголовья, царапает ногтями, будто что-то мягкое щекочет. — Что случилось? — теперь спокойно переводит на меня глаза. — Давно проснулся? Заскучал? Решил поиздеваться? Связал, как утку? Ты меня распотрошил? М?

Похоже, отошла!

— Угу, — поклёвываю мягким поцелуем пухлые и розовые губы. — Поздравляю с днем рождения!

— Так это твой подарок? — удивленно вскидывает брови.

— Не совсем, но это необходимый антураж.

— Что-то стало страшно, — водит обнаженными плечами, вжимается телом, задницей в матрас, продавливая головкой мягкую подушку.

— Будет хорошо, — проложив дорожку поцелуев и спокойных ласк по тонкой шее, опускаюсь ниже. — Тим, между прочим, дрыхнет без задних ножек. Я убавил громкость и…

— Спасибо-о-о, — лениво и кокетливо растягивает гласные. — А теперь развяжи меня. Прошу-у-у-у!

— Тихо! Это не основной подарок, — хихикаю, а после прикусываю выступающую скулу. — Но приятно. Почаще нежно говори.

— Если ты меня освободишь, то…

— Не-а, — недослушав предложение-просьбу, отрицательно мотаю головой и полностью ложусь на Асю. — Сначала расслабление и массаж, потом, возможно, дикий секс, а напоследок…

— Массаж?

Похоже, я её заинтересовал.

— Помять бочка, малышка?

— Ты ведь не отстанешь?

Нет…

Секс с женой всегда на твёрдую пятерку. Она упрямая, усидчивая, открытая для всевозможных экспериментов. Жена — отличница во всём. Недаром изучала фантастическую херню, внимательно рассматривая потных холуёв, кряхтящих на по-звериному вопящих милфах.

Сбоку, сверху, по старинке — с широко распахнутыми ногами, орально, иногда ментально, когда по телефону. Распорядка нет — я действую согласно обстановке. Готовим ужин — стол нам в помощь. Смотрим телевизор — я трогаю местечко между женских ног. Пялимся в окно — сжимаю грудь, массирую ей сиси, натираю пальцами соски, прищипываю и пищу с ней в тон, когда внезапно отпускаю…

— А что у нас с погодой? — задрав повыше голову и выставив под нос мне свой гладкий подбородок, внимательно рассматривает прозрачный купол, как будто изучает творящееся за крепким, но стеклянным контуром никак не исчезающее зимнее настроение. — Серо, да? Мерзко? Холодно? Опять морозно?

— Там сильный шторм. Надеюсь, что последний в эту зиму, — внимательно слежу за ней. — Аська, ты сегодня волшебная. Что с тобой? Светишься! Искришься! Неужели… Ты беременна, жена? — шепчу на ухо.

— Нет, — опускает голову, лениво прикрывая веки, прячет взгляд. — Не вышло. У меня месячные пришли, и доктор сказал, что ничего там нет. Пусто пока.

И хрен с этим! Мы не стараемся специально — просто для себя живём.

— Там ветер? — повернув голову, теперь рассматривает пейзаж сквозь панорамное окно.

— Бешеный, — как будто в подтверждение своих слов усиленно мотаю головой. — Никто к нам не приедет сегодня, — спокойно сообщаю. — Не расстроилась? Нормально? Ничего?

— Из-за… — Ася возвращается ко мне лицом.

— Из-за погоды, Цыплёнок, — тут же отвечаю. — К тому же Ольга приболела. Там и больное горло, и обложенный соплями нос, и высокая температура. У неё продлён больничный. Юрьев позвонил, когда они вернулись из поликлиники. Пока похвастать нечем, всё по нулям и средней степени тяжести. Рекомендованы полный покой, обильное питьё, дневной сон и жаропонижающие. Грипп, наверное, — плечами пожимаю.

— Боже! — Ася тормошит атласную верёвку и шипит. — Красов, отпусти немедленно!

Не обращая внимания на её слова и просьбы, спокойно продолжаю:

— Поэтому она сегодня находится на полном пансионе и под зорким наблюдением. Ромка водрузил себе на плечи бремя домохозяина и старшего куда того пошлют. Нечего им сопли к нам тянуть. У нас маленький ребёнок и праздник на носу, — ерзаю, натирая пахом ей живот. — С чего начнём?

— Очень жаль.

Не те слова. Похоже, рано. Значит, надо подождать.

— Когда я с ней общалась, она ни словом не обмолвилась, что всё так серьёзно. Шутила, покашливая в трубку. Может быть, съездим?

Съездим. Обязательно. Только позже.

— Увы, Ася. Вероятно, там не обычная простуда или несварение, а нечто большее. Пусть кризис пройдет, потом смотаемся.

Жена тяжело вздыхает и покачивает головой.

— Ты лежишь на мне? — прижав подбородок к груди, прищурившись, рассматривает то, что происходит.

А я, не обращая внимания на ее слова, продолжаю говорить:

— У Фроловых, сама понимаешь, вечный бой — покой им только снится. Саша сказал…

— Встань, пожалуйста, — Цыпа осторожно взбрыкивает, сгибая-разгибая голые колени, одно из которых я пытаюсь обхватить своей рукой. — Костя! В чём дело? Ты взбесился?