— Короче, их не будет. И потом… — сильнее наваливаюсь и фиксирую глубоко вздыхающую под собой. — Всё? Всё, спрашиваю? Готова?
— Не надо! — жалобно пищит, сквозь длинные ресницы посматривая на меня.
— Что?
— Ты хочешь…
— Хочу! — карабкаюсь повыше. — Если ты не против!
— Э-э-э, — следит за тем, что я творю, моргает через силу и всё же пялится на мою грудь.
— Потом обсудим распорядок дня, жена. А сейчас хочу воспользоваться внезапно выпавшей возможностью…
— Внезапно?
— Что-что? — если честно, то я и с первого раза прекрасно всё услышал.
— Выпавшая возможность? — жена прищуривается и напрягает жилы, пытаясь вырваться на волю. — Я ведь голая! Связанная! Полностью в твоей власти. А ты скалишься и говоришь о какой-то странно выпавшей возможности. Что с настроением?
Оно игривое и заточенное на удовольствие.
— Угу, — хихикаю. — Аська, сначала это дело, а потом…
— Не хватило? — она клюется и хочет укусить мою губу. — Ты полночи терзал меня. У меня внизу потёртости. Ты… Ты большой.
— Угу, — мычу куда-то в шею. — Помолчи, жена.
— И говоришь о случайном стечении обстоятельств? — она настаивает и брыкается. — Да что ж такое? — со свистом выдыхает, опадая грудью, втягивает и без того впалый и к спине прилипший штопанный живот.
— Угу, — сползаю ниже, пока не утыкаюсь носом в ровный шов. — Вот так? — провожу языком по тонкой линии и поднимаю голову, направляя на неё свой взгляд.
— Костя-я-я! — Ася выгибается и шире расставляет ноги…
Наши отношения с Цыпой за неполный год превратились в нечто большее, чем приклеившаяся к случайным разнополым людям банальная привычка, отдаленно похожая на неземное чувство, о котором каждая мечтает. А после, привыкнув к тому, кого как будто полюбила, потому что нежной кожей приросла и застолбила ценный экземпляр, пометив лоб своим клеймом, потеряла собственную жизнь, став чем-то вроде необходимой для удобства красивой, но бесполезной вещью. Когда-то о таком и я мечтал, когда жил с Юлей, подменяя настоящую любовь. Отчаянно хотелось настоящей ласки, чувственной отзывчивости, страсти, жажды, но был лишь животный первоклассный секс и долбаный обман, от которого с болтов срывало жестяной конёк и стремительным течением уносило к необитаемым берегам, на которых с большим трудом я переводил дыхание, поднимался, расправлялся и, сука, дальше шёл…
Проникаю полностью. Не даю расслабиться и подстроиться под скорость, время и размер. Запутав пальцы в шоколадной ленте, Ася, раздувая несуществующий капюшон, мелкой коброй поднимается и устремляет вниз свой взгляд. Именно туда, где каждый раз соединяемся, когда занимаемся любовью.
— Быстро? — спрашиваю.
— … — сглотнув, качает головой.
— Долго? — подмигнув, на всякий случай уточняю.
— Хочу тебя обнять.
— Обойдешься, — совсем немного выхожу. — Так хорошо?
— Да-а-а, — обреченно опадает, задирая ноги, раскрывается сильнее, а подавшись на меня, насаживается плотью до упора.
— Ты что творишь? — по волчьи запрокинув голову, рычу.
— Трахаю тебя, — хохочет стерва.
Люблю смотреть, как её мотает во время, после или даже перед полным погружением, когда я курсирую руками, языком, губами прежде, чем войти. На лбу у Аси пульсирует маленькая венка в такт каждому толчку. Жена зажмуривается, сцепляет зубы, растягивает рот пугающей улыбкой, а когда кончает, всегда распахивает глаза и смотрит прямо на меня. Так я понимаю, что она довольна, а дело остается лишь за малым — довести себя и выплеснуться, например, ей на бедро.
— Куда? — шепчу ей в ухо, активно двигая бёдрами.
— В меня! — прижимается щекой, потому как руки всё еще заведены и для личного пользования по-прежнему недоступны.
— В тебя? — раскрыв пошире рот и выставив наружу зубы, впиваюсь в жилу на влажной шее, предоставленной для ласк.
— Да, — вещает глухо, как будто из партизанского подполья, уже готовая жена.
Не прекращая поступательных движений, одной рукой ослабляю завязки на её кистях.
— Ты свободна, — двигаюсь, наращивая темп. — Ну же…
Она впивается ногтями в мои плечи, таранит грудью мой живот, скулит и почти сливается, насаживаясь плотью на мой ствол.
— Я всё, всё, всё…
И больше ничего! Выстреливаю внутрь, замирая на мгновение, таращусь на то, как сильно её крутит и сам, как дикий зверь, стону…
— Ты как? — неторопливо перебираю пальцами её плечо. — Аська? Слышишь?
— Это мой портрет? — водит пальцем по рисунку, обводит собственный овал, царапает кончик вздёрнутого носа, двигаясь по шее, опускается на грудь, обрисовав соски, трогает живот и останавливается, обмакнув подушечку в пупок.
— Угу.
— Ты великолепно… Очень красиво рисуешь, Костенька.
— Спасибо.
— Не знала.
— С этого всё и началось, — хмыкнув, отвечаю.
— Что? — приподнимается и, упершись ладошкой в мою грудь, суетится взглядом по лицу. — Что началось?
— Пейзажи, Ася. Местные и выдуманные.
— Пейзажи?
— Наша природа. Клокочущее море, песчаный пляж, игривые дельфины, говорливые чайки, ворующие у ротозеев булочки, вареную кукурузу, медовую пахлаву, воздушный рис и сахарную вату.
— Ты рисовал…