Асино лето

Ася стояла у обрыва, держась за гладкий ствол облепихи, и не знала, спуститься ли вниз к певунье или только окликнуть её, плакать или смеяться. А песня летела над рекой, над островом, над садом, таяла в небе, и было Асе от неё и хорошо, и тревожно, и больно, и радостно. Тоненько так, незнакомо защемило сердце…

Певунья вдруг обернулась, и даже на таком расстоянии Ася увидела, какие у неё невероятно зелёные глаза, сияющие, лучистые. Они обожгли Асю изумрудным огнём. А певунья обернулась белым лебедем и поднялась в небо, унося на сильных крыльях сонного лебедёнка. Будто и не было её… Пуст речной берег, только воздух звенит от пролитой в него песни. Ася тряхнула головой, улыбнулась. Непонятно было у неё на душе: тихо и грустно.

21

После обеда Лена собрала отряд на веранде и объявила:

– Ребята, началась новая смена, и так как у нас особенный отряд, мы на всё лето здесь, Василий Николаевич попросил нас быть отрядом Особого назначения. Помогать вожатым в организации мероприятий, выполнять его поручения, ну и вообще… Это, конечно, нелегко…

Все зашумели, повскакивали с мест, показывая, что они готовы и трудности их не пугают.

– А ещё, – радостно сказала Лена, – нам разрешили навестить Колю Огурцова. Ему уже лучше!

И добавила строгим голосом:

– Только не всем сразу, а собрать делегацию от отряда…

Тут зашумели ещё сильнее – все хотели пойти к Кукумберу. Ася тоже хотела пойти, но толкаться и настаивать ей было почему-то стыдно. Азат посмотрел на неё внимательно, головой покачал и крикнул Наташке Ястровой, которая список составляла:

– Ястрова! Вычеркни меня, вместо меня Шустова пойдёт.

Наташка дёрнула бровями, но сделала как просили. Ребята опять нарвали Кольке цветов и взяли садовую клубнику, которую Полина Болотова из дома привезла.

Ольга Алексеевна строго предупредила:

– Не шуметь, не расстраивать и главное – недолго.

Наташка Ястрова, Вовка Захаров, Матвей, Даша, Саша Лазарева и Ася зашли в палату. Ася так боялась увидеть Кольку среди всяких аппаратов, трубочек, лекарств, больного и несчастного, что зашла последней.

Колька им обрадовался:

– О, ребята! Здоро́во!

Он лежал на кровати под простынёй – бледный, с сонными запавшими глазами, но смотрел спокойно, весело. Встретившись с Асей взглядом, на секунду стал серьёзным, а потом подмигнул. И показалось, что он просто… ну, простыл, например, что встанет сейчас и пойдёт с ними в футбол играть и купаться. Наташка вручила ему цветы и ягоды.

– Спасибо. Только ягоды давайте вместе есть. Меня от них уже тошнит. Кто-то каждое утро по большущему лопуху земляники приносит. Вот, видите? Угощайтесь.

Ася взглянула и поняла: земляника от гномов, сразу видно. Только они знают, где такая крупная и красивая растёт.

Колька опять посмотрел на Асю. Как-то по-особенному посмотрел, будто не просто смотрел, а шептал: «Пашка-дурашка, Пашка-простоквашка». Ася хотела рассердиться, но не смогла и, наверное, сама смотрела на него так же. Ребята что-то рассказывали Кольке, про то, что они теперь – отряд Особого назначения, а он вроде бы и слушал, а вроде бы и нет, и вдруг спросил:

– Ты зачем косы обрезала?

Все разом замолчали и посмотрели на Асю. Вожатая Лена всполошилась:

– Ой, правда, Ася!

– Мама постригла, – не моргнув, соврала Ася, глядя Кольке в глаза. – У меня от них голова болит, тяжёлые очень.

И никто из ребят её не выдал. Наташка Ястрова открыла было рот, но Ася так на неё посмотрела, что та промолчала, только фыркнула.

Ася проснулась до рассвета, когда ещё темно, но воздух уже не густой, как ночью, а будто разбавленный молоком. Что-то потянуло её на улицу. Может быть, особенный, пахнущий дальней дорогой ветер. Ася открыла окно и поняла, что её разбудило: пели соловьи. Не далеко, у реки, где они обычно поют в июне, а где-то совсем рядом. Их переливчатая трель была похожа на ту грустную колыбельную, что пела женщина-лебедь на берегу. Ася оттолкнулась от подоконника и легко поднялась в предрассветное небо.

Как давно она не летала вот так, не по делу, а просто потому, что хочется! Не чувствовала внутри, в сердце и в животе, этот простор, этот широкий воздух! Она медленно проплыла вдоль корпуса, заглядывая в окна. Все спят. Колькина кровать белеет пустым прямоугольником – будто Колька тоже убежал слушать соловьёв и где-то ждёт её. Ася вылетела на центральную аллею и замерла в воздухе.

С пригорка открывался вид на горы и лес, на рассветное небо. Горизонт горел огнём зарождающегося дня. Полосы розового, золотого, красного, жёлтого, голубого переливались из одной в другую, а янтарного и алого было так много, что глазам больно смотреть, но оторваться невозможно. Даже тёмные ночные облака были раскрашены яркими красками, будто поверх будничных, серых одежд надели праздничные – пурпурные, расшитые золотом. Над рассветно-солнечной полосой нежно голубело лёгкое утреннее небо. В этом небе летели два самолёта, оставляя за собой розовые следы.