АСКЕТ

Аркашка досадливо сморщился. Ошибки быть не могло — короткая спичка. Вообще-то, он всегда был везучим. Например, когда он поскользнулся на мокрой после дождя крыше сарая и громыхнулся оземь — не убился. Только новые штаны порвал, зацепившись о ржавый гвоздь, торчащий из покосившегося забора. Мамка здорово наподдала, но потом штаны зашила и успокоилась. Она хорошая, добрая. От неё всегда пахнет свежевыпеченным хлебом, потому что работает она на хлебозаводе. Или вот папка… Папка вернулся с войны без обеих ног. Большей половине аркашкиных приятелей повезло меньше. Хоть Аркашка и был тогда ещё маленький и глупый, но помнил, как то одна, то другая из их соседок выла дурным голосом, сжимая в трясущемся кулаке жёлтый прямоугольник похоронки. Виной всему был карикатурный человечек с дурацкими усами щёточкой — Гитлер. Аркашка стиснул кулаки до белых косточек, чтобы сдержать обиженные слёзы. Короткая спичка означала, что в игре в войнушку ему выпало быть самым ненавистным персонажем, предводителем фашистов. Рядом толпилась кучка понурых приятелей, которым предстояло исполнять роли вражеского войска. Ничего не попишешь. Каждый день везти не может. Не всегда получается быть отважным красным командиром, ведущим в бой с криком «Ура!» «наших». Те, кому повезло больше, восторженно прыгали рядом, орали что-то на разные лады, короче говоря, праздновали заранее определённую победу.
Аркашка вздохнул и принялся строить в ряд своих опечаленных солдат. Задрав вверх правую руку, он вяло буркнул: «Хай Гитлер, мои верные солдаты!». «Хай Гитлер», нестройно отозвались те. Агитатор из Аркашки был никакой. Какие колдовские заклятья могли выкрикивать фашисты, что им удалось оболванить такую уйму народу, он не знал. Но пропагандистская часть входила в условия игры, приходилось мириться. Спотыкаясь на каждом слове, спасался он одним — таращил карие глазёнки и, кривляясь, выпаливал хрестоматийное «Хай Гитлер!». Всё равно никто не слушал. Всем не терпелось скорее окунуться в сражение.

Ольга грустно смотрела во двор, накручивая на палец короткие светлые волосы. Если бы у неё волосы были, как у Тамарки, чёрные, вьющиеся на висках тугими колечками… Сейчас этот чумазый пострелёнок, что-то горланящий перед кучкой таких же оборванных сорванцов, был бы её сыном. И как вышло, что шустрая Тамарка нарисовалась на безоблачном горизонте её с Михаилом отношений? Влетела, подобно свистящей авиабомбе. Хохотала громко и заливисто. Трясла широким подолом. Чертовкой отплясывала во дворе, когда пьяненький дядя Костя играл на старом баяне. И Мишка не «спёкся».
Ольга вздохнула и прислушалась к тому, что выкрикивал во дворе пацанёнок, так похожий на её Мишку. Точнее, уже давным-давно не её .

Если ночью во дворе раздавался негромкий звук подъезжающей машины, в оконных амбразурах начинали появляться осторожные тени. Вздрагивающие силуэты за лёгкими занавесками исчезали только, когда один из подъездов многоквартирного дома выпускал быструю и бесшумную, как летучие мыши, группу людей. Лишь бы эти хозяева ночи не затянули за собой в темноту твоего мужа, отца, мать, брата.

В эту, пахнущую мокрой черёмухой, ночь вынесли человеческий обрубок. Следом уверенно шагал мужчина с военной выправкой, неся в руках протезы и костыли. Силуэты за занавесками, колыхнулись, точно хором издали облегчённый вздох. Ночные гости на этот раз к ним не завернули.

Тамара вышла из дома, гордо распрямив плечи. Осанка сильно контрастировала с опухшими красными веками, но была вполне убедительна.