АСКЕТ

– Давай-ка со мной… – Борис вытащил из пакета бутылку «Столичной». – Чёрт бы побрал эту суку! – он всегда не пояснял о ком он говорил, но вариантов быть не могло – жена и сука сливались у него в сознании во что-то единое, неразделимое и безусловное. – Счастливый ты! Мне бы вот такую… – Борис хохотнул и грузно шлёпнул Варю по надувной щеке. – А что, молчит, хорошо. Надо – отодрал и в шкаф. И ни хрена ей…

В следующий момент гость лежал на полу и хрипел. Руки хозяина дома побелели, смыкаясь на его горле.

Когда санитары пытались стянуть Его руки за спиной, Он вырывался и кричал, что не может никуда уйти от Неё. Она ведь без Него замёрзнет! Её волосы без Его заботы снова превратятся в паклю. Губы опять покроются трещинами и побледнеют. И кто будет Ей варить густой чёрный кофе, аромат которого Она успела так полюбить?! Он кричал, умолял, выл, но люди в спецодежде, видимо, были сумасшедшими; на их лицах не отразилось даже тени жалости. Они, пыхтя, поволокли Его к входной двери.

– Варя!!! – крикнул Он, судорожно вытянув шею и хватаясь отчаянным взглядом из-за плеча дюжего санитара за сжавшиеся хрупкие плечи той, от кого Его так безжалостно и равнодушно отдирали.

Её глаза наполнились живой тоской, заблестели, наливаясь влагой. Она повернула лицо в его сторону.

– Я подожду, – шепнула Варя. Её голос был таким тихим, что, кроме Него, его никто не услышал. А, может быть, Ему только показалось? Ведь для всех она была просто резиновая кукла.

Новый Год на Луне

Егорыч накатил по-новой. Водка призывно заклокотала в бутыльем горле, засверкала в свете тусклой настольной лампы, заискрилась у самых краёв вымытого в честь праздника стакана. Новый год удался. Егорыч счастливо вздохнул.

Героическим усилием воли он полтора месяца охранял от алчной актёрской братии своё сокровище. Чах над ним Бессмертным Кошем, оберегая от готовых «поправляться» каждое утро рабочих сцены. Да чего греха таить, главные бои во имя новогоднего торжества, ночной сторож заштатного провинциального театришки вёл с собственными демонами. Они искушали, ласково нашёптывая: «Новый год когда ещё! А выпить можно сейчас». Егорыч был так измотан внутренними и внешними борениями, что даже с лица спал. Однако помнил, чем может грозить одинокое новогоднее бдение — чувство выброшенности из вселенского праздника жизни и тоской. Насобирать на пару бутылок недорогой «беленькой» стоило титанических усилий. Наталка с азартом гончей два раза в месяц устраивала дотошный обыск «с пристрастием» дырявых карманов мужа. Любую,случайно

 закатившуюся за подклад, монету величала «нычкой», а Егорыча —упырём окаянным.И вот торжественное открытие врат в следующий год можно считать состоявшимся. Егорыч важно чокнулся с президентом, вещающим через запылённый экран старенького телевизора.

— Тебе того же! Ну, будем! — Охнул, крякнул и залпом осушил четвёртый стакан.