В конце описания Риофрио у нашего друга вырывается также и другое тревожащее нас признание. В течение всего повествования он показывал нам свою «лукавую усмешку». В его рассказе царят спокойствие и веселость нрава. «Это рассказ человека если не счастливого, то невозмутимого», — думаем мы. Но в конце раздается неожиданный крик боли, крик неожиданный, которого мы все же почему-то ждали. «Заявляю, — пишет Бехарано, — что если я дал волю своему перу, то не ради того, чтобы меня сочли способным быть настоящим писателем, но лишь ради того, чтобы этим занятием рассеять печаль изгнания и на несколько мгновений сдержать слезы, которые заставляет меня всечасно проливать мой злополучный жребий». Страшное, мучительное признание! Да, этот человек — личность, нам удивительно слышать у человека XVIII столетия этот романтический возглас. Как же так? Человек спокойный, остроумный, словоохотливый, жизнерадостный, миролюбивый, человек, который, как мы видим, приспособился к жизни в этом городке, так изумительно тактично обходясь со здешними земледельцами, так мягко беседуя с ними, — этот человек вдруг приоткрывает перед нами глубокую, душераздирающую личную трагедию? Мимоходом,
ВОПРОСНИК, ПОСЛАННЫЙ БЕХАРАНО
«Просим прислать подробное сообщение о селении Риофрио и его окрестностях, дабы оно было помещено во Всеобщей истории Испании, над которой я тружусь. Требуются следующие сведения: надобно указать, деревня это или городок, к какому району принадлежит и как далеко находится от главного города провинции; расположено ли ваше селение на равнине, в горах или на берегу какой-либо реки, и на сколько лиг простираются его пределы; каковы свойства почвы и какие плоды и прочие продукты производятся; когда было основано и кем, с перечислением самых значительных событий в его истории; какие привилегии имеет, какие в нем бывают ярмарки и базары; принадлежит ли оно какому-либо владельцу или короне и кто владелец; число жителей, рек, лесов, мест для купанья и мастерских; число приходов, монастырей с именами святых, их покровителей и именами основателей; лазареты, часовни, источники, общественные школы, число ворот, через которые проходят в селение, и окружено ли оно глинобитной оградой или стенами; какие имеются замки и примечательные здания; какие в нем жили знаменитые люди, развита ли торговля и чем торгуют, и какие есть мастерские, короче, все, что может украсить это селение, дабы оно вошло в историю со всеми своими достопримечательностями и не кануло в забвение».
ОТВЕТ БЕХАРАНО
«Многоуважаемый сеньор писатель!
Когда я, сидя в своем логове (ибо так будет вернее назвать мое жилье, чем домом), меньше всего ожидал этого, в руках у меня оказалось письмо с напечатанным адресом, которое при первом взгляде на него возбудило во мне неодолимые трепет и опасение, что эти несколько монеток меня вынудили заплатить, поощряя к усердному чтению „Ave Maria“.
Так оно и впрямь бывало, ибо некий богомольный человек в Мадриде по имени Кампоменосо, ведущий духовную корреспонденцию (как он утверждает), взял себе в обыкновение удостаивать меня подобными письмами, призывая со всем мыслимым пылом внушать моим прихожанам особое почитание молитвы „Ave Maria“, — вероятно, в убеждении, что, ежели он не возьмет на себя сей труд, наши города и веси разучатся приветствовать владычицу небесную, как то сделал архангел.
И хотя я не намерен осуждать столь благочестивое рвение, но, напротив, хвалю его и буду хвалить по заслугам, не могу, однако, назвать иначе как бестактностью эту манеру посылать мне ни с того ни с сего, одно за другим, по три-четыре увесистых конверта, битком набитых листочками со всякими увещаниями и прочими образцами его духовной корреспонденции, причем сей праведный муж и не помыслит о том, что почта у нас недешева и что многим священникам моего пошиба деньги, уплаченные за подобные письма, куда как сгодились бы на пару яиц во утоление нужд желудка.