«Хотя конкретная форма, которую вы намерены придать этой общественной акции, ни в коей мере не кажется мне неудачной, я смогу вам помогать лишь косвенно, ибо не разбираюсь ни в теории кочующего земледелия, ни в союзах земледельцев, не слишком интересуюсь восстановлением лесов, кооперативами сельских тружеников, кредитными кассами для земледельцев (здесь они есть) и болотами и думаю, что не это есть самое необходимое для изменения образа мыслей нашего города, а с ним — его экономического и нравственного уровня».
И далее:
«Правильно говорят, что у каждого дурня свой конек, — мой конек вам известен. Я почти ничего не жду от „японизации“ Испании и с каждым днем все более утверждаюсь в своем мнении. Испанскому народу необходимо обрести уверенность в себе, научиться думать и чувствовать самостоятельно, не передоверяя это другим, и главное — иметь собственное суждение и собственный идеал в отношении жизни и своих возможностей».
Да, это было и есть самое главное: было и есть необходимо, чтобы Испания обрела веру в себя.
ВОЗДУХ МАДРИДА
Каким был бы Сервантес, родись он в Сантьяго-де-Компостела? Каким бы был тогда его «Дон Кихот»? Какой была бы «Ясная ночь» Луиса де Леона, принадлежавшего Ламанче по рождению и Саламанке по убеждению, если бы он родился в Севилье? Площадь Пуэрта-дель-Соль находится на высоте 654 метров над уровнем Средиземного моря. Я, родившийся на берегу этого моря, не могу удержаться и всякий раз гляжу на удостоверяющую это бронзовую табличку на стене бывшего здания министерства внутренних дел. Воздух Мадрида — упругий, словно живой. Вода Мадрида чиста и нежна. За три года изгнания я так и не привык к парижской воде, тяжелой и маслянистой. Страстный водолюб, я готов был обойти весь Париж в поисках бутылок со словом «Виттель» на этикетке. Я — дегустатор вод, как бывают дегустаторы вин. И подобно тому, как они медленно смакуют светлое ароматное вино, так и я способен потихоньку наслаждаться легкой и кристально чистой водой. Солнечный свет в Мадриде ярок, ослепителен; контрасты света и тени кричаще резки. Мадрид не место для меланхолии и романтических страстей.
В Мадриде сплотилось поколение 98 года. Детерминизм — дитя не нашего времени. Он ведет свою родословную, по меньшей мере, от Гиппократа. В духе этой теории (я не касаюсь сейчас идеи промысла божьего) высказывались и Грасиан, и Сааведра Фахардо. Еще более законченное воплощение эта система нашла у Масдеу, в первом томе его «Критической истории Испании» (Мадрид, 1783 г.). «Под климатом я понимаю, — пишет он, — не только воздух (хотя это — главное), но и воду, и землю, и пищу». Климат (в широком толковании Масдеу) оказывает несомненное воздействие на человека. Именно он внушает нам ту или иную склонность. Однако не будем преувеличивать. В прологе к «Собранию пьес для театра» (1785) Гарсиа де ла Уэрта связывает особенности французской литературы с особенностями почвы и климата страны. Слабость подобных детерминистских объяснений литературы видна невооруженным глазом. Из тех же географических сведений можно вывести совсем другие следствия, но, кроме того, нельзя забывать и о том огромном влиянии, которое одни авторы оказывают на других. Но все же, в какой степени Мадрид повлиял на эстетику и характер писателей нашего поколения? Нельзя не заметить присущей всему поколению игры резкими контрастами, пристрастия к четким контурам. Это следствие яркого света, заливающего кастильское нагорье, его четких линий. С бульвара Росалеса видны, как на ладони, неровные, извилистые берега Гвадаррамы, где гранитные скалы летом сверкают голубизной, а зимой покрыты непорочно белым свежевыпавшим снегом. Кристальная прозрачность мадридского неба рождает в душе неиссякающую жажду чистоты. Оттого прозрачна и четка манера письма у нашего поколения. Кастелар рассуждает в одном из писем дону Адольфо Кальсадо о «ярком свете мадридского дня, придающем небу ни с чем не сравнимую чистоту, какой не увидишь ни в Венеции, ни в Риме». И в другом письме: «А о Мадриде что и говорить… боже мой, какой свет! Из окна кабинета, где я сижу и пишу, видны бескрайние небесные просторы без единого облачка, океаны света, сияющего света, гигантские пирамиды, меняющие цвет — от синего в основании до снежно-белого в высях, сверкающих словно венецианский хрусталь».
Было бы опрометчиво пускаться в рассуждения о причинах и следствиях. И все же — будем учитывать воздействие воздуха, света, тепла, воды. Об этом пишет в своей книге «Du climat de l’Espagne» (Париж, 1863 г.) доктор Эдуард Казенав, известный климатолог, член-корреспондент Мадридской академии медицинских наук, побывавший в нашей стране. Для Мадрида, напоминает ученый, характерны резкие колебания температуры. Столбик термометра находится в непрерывном движении. И следствием того является «особое невропатическое состояние, раздражительность, частая смена настроений, беспокойство и нервозность, тягостные и для испытывающего эти состояния человека, и для тех, кто рядом».