Асорин. Избранные произведения

В трех строках два пейзажа — гора и долина. Пейзаж с крутой горой и с долиной, где на берегах речушки растет тростник. Но и подобный пейзаж — и в этом различие между стариной и современностью — какой-либо писатель с тетрадочкой изобразил бы не так. Разве ветерок веет над горою тихо? Кто это сказал поэту? Тут бывает по-разному. Если гора голая, тогда веет тихо. Для тишины этой требуется, чтобы гора была совершенно голая. В можжевельнике, каменном дубе, мастиковом дереве ветер производит очень даже ощутимый шум. А если там есть лес и его обитатели, неужто среди буковых, дубовых, сосновых рощ не слышны пенье, блеянье, рычанье? В горах Аликанте, этих дорогих мне горах, когда в часы жгучего летнего солнца я укрывался в сосновой роще, то при каждом дуновении слабого ветра слышал в кронах деревьев глухой шум, вроде шума набегающих и откатывающихся волн. И также разве верно, что ветер гудит среди тростника? Тонкие, длинные зеленые верхушки тростника трепещут при малейшем ветерке и шелестят. Шелест этот еле слышен. Его нельзя противопоставлять мнимой тишине горы. Но в той же лирической поэзии мы находим опровержение тому, что писал автор «Морального послания». Автор, коего Нарсисо Кампильо, даже после того как авторство Риохи отвергли, с благородным упорством считал Риохой. Возьмем несколько примеров. Фрай Луис де Леон, говоря о саде, который он посадил своими руками, «горы на склоне», замечает, что ветер качает деревья, нежно шумя. Хосе Иглесиас де ла Каса начинает октаву своих анакреонтических стихов так:

Под деревом стройным
с роскошной листвою,
где ветры шумят
и бушуют порою.

А вот стихи Хосе Эспронседы в его «Стихотворениях» (Мадрид, 1840) под названием «Ночью»:

Лесную чащу оглашает
журчаньем жалобным ручей.
Ему унылым вторит эхом,
стеная, ветер средь ветвей.

Энрике де Меса в своей прелестной книжечке «Тишина в картезианском монастыре» (Мадрид, года нет, но это год 1916-й) в стихотворении с названием «Звук колоколов» пишет:

Душист и гулок
сосновый бор.
Стволы не ранит
злодей топор.

Писатели поколения 98 года любили Кастилию, ее старинные города и сельские местности. Страсть описания пейзажей перешла из Кастилии в Левант, в Андалусию и Край Басков. Впервые Испания увидела себя в истинном своем облике. Разрешите же одному из писателей этой группы, исчеркав лихорадочно быстрым карандашом свою тетрадочку, присесть на обочине извилистой тропы, одной из так называемых «старых» дорог, и сорвать желтый, голубой или алый цветочек, украшение здешних мест.

РЫНКИ Перевод Е. Лысенко

Сходим на рынок. Перо на бумаге начало дрожать. Требуется отдых. Мы работаем с рассвета. Мысли куда-то улетучились, зато в недрах сознания, видимо, пробилось желание того, в чем мы нуждаемся. Рынок доставляет взору приятную пищу. Здесь нас ждет гармония ярких красок. Мы сразу оказываемся в густой толпе, наш слух оглушают выкрики торговцев. Со всех сторон нас горячо подзывают, и мы улыбаемся. В Париже я каждый день ходил за покупками на маленький рынок Терн. Здесь я ничего не покупаю. В Париже иногда, удовольствия ради, я ходил на рынок на улице Сент-Антуан, самый типичный для этого огромного города. Бывают рынки крытые, в зданиях, построенных ex professo[84], а есть и такие, которые расположились, раскинулись вдоль улиц всевозможными лотками, ларьками, навесами. Именно такие рынки, привольные, под открытым небом, нам по душе.

Будем идти не спеша. Осмотрим все спокойно и по порядку. Во-первых, пряности, то есть шафран, перец, гвоздику, чебрец, едкий тмин, чеснок. Без пряностей ничего не сготовишь. Пусть у нас будут и нежная телятина и свежая зелень. Без пряностей они никуда не годятся. Писатель пишет прозу, проза у него правильная, чистая, но она ничего не стоит без приправы остроумия, без счастливой интуиции, без иронии, презрения или сарказма. Наряду со специями для писательской кухни требуются еще кое-какие орудия. На рынках тоже есть ларьки с таким товаром. Мы здесь увидим треножники, шумовки, бутыли для оливкового масла, сита, мехи. В Мадриде действуют две фабрики ветров, я хочу сказать, мехов: одна на улице Кучильерос, другая на Кава-Баха. И это говорит о том, что, к счастью, еще есть немало кухонь, где готовят на углях или на дровах, а не на газе или электричестве. Лакомки знают: самая вкусная еда та, которая готовилась в глиняном сосуде на медленно горящих дровах. И с позволения этих господ, я разумею господ гурманов, некий валенсиец, пишущий эти строки, еще добавил бы, что нет ничего вкуснее риса, сваренного таким образом — дрова, медленный огонь, — который ешь деревянной ложкой.