Асса и другие произведения этого автора. Книга 2. Ничего, что я куру?

Говорю это не по какому*то снисходительному внутривгиков-скому, а по самому суровому гамбургскому счету мирового кино: не эти скромные по метражу ленты дотягивались до уровня хорошей профессии, а уровень хорошей профессии должен был еще к ним тянуться и тянуться.

Несколько превосходных работ было сделано и на моем казахском курсе. Рашид Нугманов пришел в институт с поста начальника управления памятников старины всего Казахстана. Он и впрямь человек очень высокой культуры, глубокой начитанности, серьезности, исторического знания, свободно владеет несколькими иностранными языками. Еще до своих экранных работ, на площадке, он показал фрагмент из «Кроткой» Достоевского, где сам же и играл. Для меня то, что он сделал тогда, удивительно и сегодня, я пытаюсь что*то похожее повторить в своих спектаклях — не получается! Главной работающей площадкой в его отрывке была поверхность очень длинного стола со всеми лежавшими на нем предметами. Самой поразительной для меня мизансценой была такая: герой наливает молоко в стакан, рука его дрожит — молоко переливается, растекается лужицей по деревянному столу. Тут герой достает из кармана спичечный коробок, где спрятана живая муха, пойманная им в начале сцены. Он прикладывает коробок к уху, слушает, как бьется в нем муха: затем открывает коробок, извлекает муху, обрывает ей одно крылышко (повторяю, это не экран, это сцена) и одну лапку, роняет муху в молочную лужицу, и раненое, искалеченное насекомое начинает мучительно выползать из молока, скособочившись на трех лапках и одном крылышке, и за крылышком по гладкой поверхности досок тянется тонкий, прозрачно-белый трагический след. Какое же тут ученичество?..

Ардак Амиркулов, сегодня не то смещенный с какой*то «генеральской должности», не то выдвинутый куда*то выше, показал у нас в мастерской на площадке «Ворота Расемон» Акутагавы, причем на казахском языке. (Я всех просил ставить на казахском, на русском ставили лишь те, кто не знал казахского.) Потом мы посмотрели куросавского «Расемона», спектакль Ардака сравнение с выдающимся фильмом выдерживал, и даже, смею утверждать, в чем*то с сильным перевесом в свою пользу.

А какую замечательную картину сделал Серик Апрымов! Та маленькая новеллка о шофере, дефлорирующем под машиной любимую мамину дочку, пока мать жмет на тормоза, выросла в большую, почти пазолиниевского уровня картину «Конечная остановка», отмеченную премиями на многих престижнейших международных конкурсах.

Одного человека я с курса все же отчислил — не хотел этого делать, но меня уговорил Анатолий Васильев, занимавшийся с казахскими студентами актерским мастерством. «Решайся, ну не будет из него толку, поверь», — давил меня Толя. Чтобы сохранить в мастерской Толю, я все-таки согласился. Это был Дарижан Омирбаев. Уже отчисленный, он тем не менее снял одну картину, потом вторую. Я их видел — отличные картины, тоже получившие на международных фестивалях престижные премии.

Еще одного студента — Амира Каракулова я выгнал уже почти перед выпуском на четвертом курсе. Выгнал за молодую пьяную дурость, за какую*то анашу, за скандал с кражей какой*то колбасы. Но на дорогу я ему сказал: «Поступить иначе я не могу, иначе все всё бросят, тоже начнут пить, курить анашу и воровать колбасу в магазине. Но учти: ты уже готовый, превосходный режиссер. Нормально, спокойно работай. Может быть, я даже сэкономил тебе два года».

Каракулов вообще был на курсе самым юным и самым способным. Он первым почувствовал, к какого рода режиссуре я хочу их подвигнуть. На первом же показе он поразил всех отрывком, длившимся, наверное, час, где как бы ничего и не происходило: герой (играл его сам Каракулов) бесконечно долго и бесконечно подробно просыпался, потом так же долго и подробно одевался, бродя по полутемной комнате, куда*то собираясь… Но все это было таким художественно-насыщенным действием, герой так многообразно и сложно общался с предметным безусловным миром, с такими неповторимыми подробностями раскрывался, что наблюдать за ним было непередаваемо интересно…

Несколько лет назад в Венеции я мог поздравить его с получением одного из главных призов за замечательную картину «Разлучница» — одно из самых совершенных кинематографических произведений из всех виденных мной за последнее время. Недавно я был в Казахстане, Амир вернулся из Токио, получив главный приз за новую свою работу. Меня он благодарил. И даже не столько за ученье, сколько за то, что я его выгнал. «Я сразу пришел в себя. Сразу почувствовал страшную ответственность — пошел рабочим на студию, бросил пить, стал много писать…»

Количество премий, собранных на всех фестивалях мира бывшими студентами моей казахской мастерской, выглядит иногда даже каким*то фантастически неправдоподобным, о них говорят как о «казахской новой волне».

Обучение студентов профессии началось с того, что все они стали режиссерами-практикантами на съемках «Чужой белой». Там, кстати, и они, и я ознакомились с классическим стилем казахского кинопроизводства. Разное я видел, но такое…