В какой-то степени исламская традиция признает принцип оправданного бунта. Передавая самодержавную власть монарху, она устанавливает, что долг подданных – повиноваться – теряет силу, когда приказ греховный, и что «не должно быть повиновения человеку против его Создателя». Так как не определена процедура проверки праведности приказа или осуществления права не повиноваться тому, кто греховен, то единственным эффективным путем для добросовестного подданного являются мятеж против правителя и попытка одержать над ним победу или свергнуть его силой. Более быстрый способ – убрать его путем убийства. Этот принцип часто использовался, особенно бунтовщиками-сектантами, чтобы оправдать свои действия.
На самом деле после смерти Али и вступления на престол Муавии убийства правителей стали редкими, а когда они происходили, то обычно преследовали династические цели, нежели были вдохновлены революционными идеями. Напротив, шииты утверждали, что их имамов и других членов рода Пророка убивали по наущению халифов-суннитов; в их письменных источниках есть длинные списки мучеников из рода Али, кровь которых зовет к отмщению.
Посылая своих эмиссаров убивать неправедных правителей и их приспешников, исмаилиты тем самым могли ссылаться на давнюю исламскую традицию. Эта традиция никогда не была доминирующей и давно уже не действовала, но заняла свое место, особенно среди членов раскольнических и экстремистских сект.
Древний идеальный образ убийства тирана и религиозный долг избавить мир от неправедного правителя, безусловно, содействовали практике политического убийства, которую взяли на вооружение и применяли исмаилиты. Но было и еще кое-что. Убийство ассаси-ном своей жертвы было не только актом благочестия, но и носило ритуальный, почти сакраментальный характер. Важно, что во всех своих убийствах и в Персии, и в Сирии ассасины всегда использовали кинжал; яд и метательные снаряды – никогда, хотя, вероятно, бывали случаи, когда убить с их помощью было бы проще и безопаснее. Ассасин почти всегда бывал схвачен и обычно не делал попыток скрыться. Есть даже предположение, что выжить после исполнения миссии было позором. Слова одного западноевропейского автора XII века весьма откровенны: «Когда кто-то из них решает умереть таким образом… он сам [то есть Вождь] вручает им ножи, которые, так сказать, являются освященными.»
Человеческим жертвоприношениям и ритуальным убийствам нет места в исламском законе, традиции или практике. И все же и те и другие возникли в древности, глубоко укоренились в человеческих обществах и могут возникать в самых неожиданных местах. Подобно тому как забытые танцевальные культы древности вопреки аскетическому вероисповеданию ислама вновь появляются в экстатическом ритуальном танце дервишей, так и древние культы смерти находят новое выражение в исламе. В начале VIII века, как пишут мусульманские авторы, некто Абу Мансур аль-Иджли из Куфы заявил, что он имам, и учил, что предписания закона имеют символическое значение, и им не нужно подчиняться буквально. Небеса и преисподняя не существуют отдельно друг от друга, а являются лишь радостями и несчастьями этого мира. Его последователи совершали убийства как свой религиозный долг. Аналогичные учения – и практики – приписывали его современнику и соплеменнику Мугхире ибн Саиду. Обе эти группы были уничтожены властями. Важно, что они, согласно их верованиям, в своих ритуальных убийствах были ограничены единственным оружием. Члены одной группы душили своих жертв петлей, другие били деревянными дубинами. Только с приходом Махди (последний преемник пророка Мухаммеда, своего рода мессия (масих), который появится перед концом света. –
Как хранители эзотерических тайн для посвященных, как «провайдеры» спасения посредством знаний имама, как носители обещания мессианского свершения и освобождения от мирских тягот и бремени закона исмаилиты являются частью долгой традиции, которая уходит корнями к истокам ислама и даже гораздо дальше и вперед до наших дней, – традиции народных эмоциональных культов, находящихся в резком контрасте с научной и узаконенной религией установленного общественного порядка.