Ассасины. Средневековый орден тайных убийц

«Старец Горы, – пишет Жуанвиль о более позднем вожде исмаилитов в Сирии, – платил дань тамплиерам и госпитальерам, потому что они не боялись ассаси-нов, потому что Старец Горы ничего не добился бы, если бы приказал убить магистра ордена тамплиеров или госпитальеров, так как прекрасно знал, что если он прикажет убить одного, то его место займет другой магистр, и по этой причине он не хотел терять ассаси-нов там, где это не принесло бы ему никакой пользы». Эти два рыцарских ордена были едиными организациями со своими структурой, иерархией и лояльностью, которые делали их неуязвимыми для нападений ассаси-нов. Именно отсутствие этих черт делало разобщенное исламское государство с централизованной автократической властью, основанной на личной и недолговечной верности, особенно уязвимым для них.

Хасан-и Саббах проявил политический талант, почувствовав эту слабость исламских монархий, а также поразительные управленческие способности и дар стратега, пользуясь ею при организации террористических нападений.

Для ведения такой кампании продолжительного террора были два очевидных требования: организация и идеология. Необходима была организация, способная и совершить нападение, и выдержать неизбежный контрудар, а также система убеждений – которой в те времена и в том месте могла быть только религия, – чтобы вдохновлять и поддерживать нападавших на краю смерти.

И то и другое было найдено. Реформированная религия исмаилитов с ее памятью о страданиях и мученичестве, ее обещанием божественного и человеческого свершения была той основой, которая давала чувство собственного достоинства и мужество тем, кто избирал ее, и вселяла религиозное рвение, непревзойденное в человеческой истории. Именно преданность ассасинов, которые рисковали и даже добивались смерти ради своего Владыки, впервые привлекла внимание европейцев и сделала их название сначала символом веры и самопожертвования, прежде чем стало синонимом слова «убийца».

В работе ассасинов были и хладнокровное планирование, и фанатическое рвение. В ней можно вычленить несколько принципов. Захват замков – некоторые из них раньше были логовом предводителей разбойников – обеспечивал им безопасные опорные пункты. Правило секретности – адаптированное из старой доктрины taqiyya – способствовало и безопасности, и сплоченности. Работу террористов поддерживали как религиозные, так и политические акции. Миссионеры исмаилитов находили или обретали сочувствующих среди сельского и городского населения; посланцы исмаилитов приходили к высокопоставленным мусульманам, чьи страхи или честолюбивые замыслы могли сделать их временными союзниками их дела.

Такие союзы поднимают важный общий вопрос, касающийся ассасинов. Из нескольких десятков убийств, зарегистрированных в Иране и Сирии, приличное их количество, по сообщениям того или иного источника, было инспирировано третьими сторонами, зачастую с предложением денежного вознаграждения или использованием других побуждающих мотивов. Иногда рассказ основывается на мнимом признании пойманных и допрошенных реальных убийц.

Ясно, что ассасины как преданные служители религиозной цели не были простыми наемными головорезами, вооруженными кинжалами. У них была своя политическая цель – установление истинного имамата, и ни они, ни их вожди не были орудиями для исполнения честолюбивых замыслов других людей. И все же стойкие и широко распространившиеся рассказы о пособничестве, в которых фигурируют такие имена, как Беркьярук и Санджар на Востоке, Саладин и Ричард Львиное Сердце на Западе, требуют объяснения.

Некоторые из этих рассказов имели хождение, потому что они были правдивыми. Во многие исторические периоды и во многих местах существовали амбициозные люди, которые были готовы прибегнуть к помощи жестоких экстремистов; возможно, они не разделяли или даже им были чужды их убеждения, но они считали, что могут использовать их в надежде, обычно ошибочной, что смогут отказаться от этих опасных союзников, когда те сослужат свою службу. Таким был правитель Алеппо Рыдван – сельджукский принц, который, не колеблясь, из суннита превратился в сторонника Фатимидов, а затем радушно принимал в своем городе ассасинов, которые оказали ему поддержку в борьбе с его родственниками и верховным владыкой. Такими были и интриганы-визири в Исфахане и Дамаске, которые пытались использовать силу и террор ассасинов для собственного продвижения по карьерной лестнице. Иногда мотивом был скорее страх, нежели честолюбие; примером может служить перепуганный визирь хорезмшаха Джелаладдина, о котором писал Насави. Солдаты и султаны, равно как и визири, могли из страха стать уступчивыми, а некоторые самые драматичные рассказы о ловкости и отваге ассасинов, видимо, имеют своей целью оправдать некое молчаливое взаимопонимание между правоверным монархом-суннитом и исмаилитами-революционерами.