Astia vala femundis (СИ)

Бумага казалась ему ледяной. На конверте не было ни единой надписи или печати. Обычно гонцы проставляли отметки, чтобы не потерять письмо при далеких отправлениях. Были печати для быстрой доставки, за которую приходилось платить хорошие деньги. Следует ли из этого, что письмо доставили не издалека?

Фенрис осторожно надорвал бумагу по самому краю и извлек на свет сложенный пополам лист бумаги. От нее исходил неприятный запах серы и чего-то еще, эльф не мог разобрать. Вслед за этим из конверта на колени упал лист поменьше. Фенрис разглядел корявые мелкие буквы: текст словно был написан ребенком. Разобравшись с закорючками и определив наречие Вольной марки, эльф погрузился в чтение.

Когда-нибудь, мы найдем разумное объяснение всему, что с нами происходило.

А пока, я передаю тебе это письмо. Мама хранила его в шкатулке. Одна из нескольких вещей, которые мне удалось забрать после ее внезапной смерти. Я ношу её медальон, но в конверте еще один. Кому он принадлежит, ты, наверное, узнаешь из письма.

Спасибо за твой рассказ, Лито.

Варанья.

Фенрис заглянул в конверт и вынул из него тонкую серебряную цепочку с кулоном в виде дракона. Ящер сложил крылья, вдоль тела и словно спал.

Из-за туч показалась луна, странный амулет сверкнул в её призрачном сиянии.

Эльф опомнился и перевел взгляд на сложенный вдвое лист. Бумага махрилась по краям, ее часто складывали а, судя по желтоватому цвету, довольно долго хранили. Текст был выведен аккуратным, почти каллиграфическим почерком. Одинаковые витиеватые начертания заглавных букв, равные отступы с каждого абзаца, общий наклон, – все говорило о том, что письмо принадлежало какому-то знатному человеку. Ну или хотя бы тому, кто был достаточно хорошо образован, чтобы писать таким образом.

Текст на аркануме дался эльфу не сразу. Это был почти такой же язык, как и тевин, однако гораздо старше последнего. Отличия в написании слов местами резали глаз.

Я всегда любил письма. И писал бы их тебе каждый день, но не выдавалась такая возможность. Надеюсь, никто из них не узнает, что ты умеешь читать и обучена грамоте. Моя маленькая Аэлла. Ты пришла в мое сердце подобно вихрю.

Мне все чаще кажется, что справедливость в мире заканчивается тогда, когда мы влюбляемся. Это делает нас слепыми. Мы становимся единственными, кому больно и нечем защититься...

А я ведь по-прежнему влюблен в тебя, как в первый раз. У нас родилось двое детей, я счастлив смотреть на их лица, ведь в каждом из них я вижу отражения нас самих.

Какими родителями мы могли бы стать? Я не знаю ответа на этот вопрос, любовь моя. Мне ведомо лишь то, что за любой выбор надо платить.

Простишь ли ты мне, Аэлла, что я покидаю тебя?

Я вижу наших детей каждую ночь. Они зовут меня, особенно Варанья. Хотя малышка еще не умеет говорить, в моих снах она уже обращается ко мне по имени. Береги ее, Аэлла. Пусть она вырастет такой же прекрасной, как и ты.

Лито всегда упрямился, помнишь, как трудно было заставить его держать ложку как полагается? Мальчик вырастет сильным и счастливым, я это чувствую.

Мне было так хорошо вместе с вами. Эти счастливые четыре года я запомню на всю свою жизнь!

Но за любой выбор надо платить.

Если бы я только мог увидеть, как выросли мои дети, если бы знал, что тревожит их умы и смотрел бы на твое лицо каждый день…

Я хотел отдать им свою жизнь, но мой выбор решил исход раньше.

Простите меня.

Строчка обрывалась в самом конце листа. Фенрис перевернул письмо и долго смотрел на девственно чистую, желтоватую поверхность бумаги.

— Кто ты такой? — шепотом спросил он.

Амулет с драконом приятно согревал ладонь, Фенрис перевел взгляд на пламя в камине и попытался представить, как долго их мать хранила это письмо, никому не показывая.

Эльф очень смутно помнил раннее детство. В тексте говорилось о конкретном временном отрезке, значит, что Фенрису в тот момент должно было исполниться четыре года, а Варанье лишь считанные месяцы!

Мать никогда не упоминала об отце, но они и сами не спрашивали! В бараках, где жила их семья, всегда было много сирот, детей воспитывали сообща, держась небольшими группами. Мать Фенриса и Вараньи присматривала за чужими малышами и за теми, у кого совсем не было родных. Только так они могли выжить.

С трудом представлялось, что у них мог быть отец. Но должны же они как-то появиться на свет? От кого Фенрис и Варанья получили способности к магии? Всегда ли мать была рабыней Данариуса? В своем дневнике магистр упоминал о том, что не смог найти сведений об их отце, при переезде на Сегерон пострадали кое-какие архивы с данными.

Возможно ли, что отец бросил их как раз в этот момент? Фенрис не помнил другого дома, кроме острова. Его первые воспоминания начинались именно там, с жаркого песка и теплого моря. Было ли что-то еще?

Эльф закрыл глаза и попытался восстановить фрагменты из детства. На ум ничего не приходило.

Мог ли он провести первые четыре года своей жизни в других условиях? Спросить обо всем этом представлялось возможным лишь у Вараньи.