Астийский эдельвейс

— Почему я молчу? Да знаете ли вы, чем может обернуться все это? Ведь девушка, о которой мы говорили… Словом, не исключена возможность, что она окажется совсем не нашей, не землянкой, а прибывшей с другой звезды!

— Я так и знала..

— Нет, это только предположение.

— Но я чувствую это. Чувствую! И так рада, что смогла переубедить вас, подарить вам радость. Ведь это, должно быть, очень важно для вас, что она не призрак, не галлюцинация?

— Для меня? Разве можно сказать, что это значит для меня? Ведь это мечта моя, цель всей моей жизни! Мое счастье и горе, моя радость и мое проклятье. И все это вы возвращаете мне! Не знаю даже, благодарить вас или…

— Или проклинать? Может быть, вы и правы… А я… я только благодарна вам за эти «алые паруса». Очень… Очень! Чем была бы моя жизнь без всего этого! А теперь… — Она подняла на него влажные блестящие глаза, протянула маленькую руку. — Теперь прощайте. До весны.

— Да-да, до весны, — машинально повторил он, всё ещё не придя в себя от потрясающей новости. А Таня как-то неловко повернулась и пошла по пустынной ухабистой дороге, опустив голову, ссутулив узкие, по-девичьи заострившиеся плечи.

И такой одинокой и беспомощной была она в хмурой лесной чаще, так трогательно беззащитны были эти её плечи, её ноги в маленьких, словно детских ботинках, вся ее тонкая, будто надломленная фигура, что Максим мгновенно забыл и о поезде, и о новых загадках Нефертити, и обо всем на свете. Он просто не мог уйти от нее в эту минуту, не мог оставить в этом месте, в таком состоянии.

— Таня!.. — крикнул он вполголоса.

Она не обернулась. Тяжелый сумрак леса будто пригнул ее к земле, черные космы елей обступили со всех сторон.

— Постой, Таня! — он бросился за ней, догнал, обхватил за плечи. Она всхлипнула, опустила голову еще ниже, закрыла глаза руками.

— Таня, милая! Дорогая моя Ассоль… — он повернул к себе ее мокрое от слез лицо, отнял руки от глаз и поцеловал в холодные, вздрагивающие губы…

8.

Это было самым ярким и захватывающим зрелищем из всего, что пришлось пережить Максиму. Ослепительно белый болид, с грохотом прорезая плотные слои атмосферы, оставляя за собой огненно-дымный след, вырвался из-за темного горизонта и, описав гигантскую дугу, на миг будто повис над головой. На какие-то доли секунды все вокруг замерло, как бывает иногда в кино, во время остановки проектора. Затем нестерпимо режущий свет стегнул по глазам, пронзительно свистящий рев заложил уши и плотный, как горячая кошма, воздух прижал его к перронной решетке.

Через минуту все стихло. Максим попытался оглядеться. Но тьма была непроницаемой., тишина зловещей. Тяжелый запах гари повис в душном воздухе.

— Антон! — крикнул он в темноту.

— Здесь я, — раздалось неподалеку, — фонарь не найду.

Однако уже в следующую минуту вспыхнуло аварийное освещение. К удивлению Максима, ни здание станции, ни состав, только что поданный к перрону, почти не пострадали, Лишь кое-где зияли окна без стекол. Зато на месте багажного сарая, куда они полчаса назад сдали бронированный сейф с бесценным рубилом, разверзлась огромная воронка. Края ее дымились. На дне кратера не было ни кирпичика. Сарай со всем его содержимым, как оказалось позже, испарился нацело.

Вот почему Максим почти не удивился, когда по приезде в институт им сообщили, что в одну из грозовых ночей прямым попаданием молнии была выведена из строя большая часть лаборатории Платова, именно та, где хранился контейнер с диковинным цветком.

Имелся ли смысл после этого проявлять плёнку, на которую были засняты конкреция и рубило? Максим заранее приготовился к новой неожиданности. И действительно— вся пленка оказалась засвеченной.

На Антона было страшно смотреть. Он рвал и метал. Клял и себя, и Максима, и всю «вормалеевскую чертовщину», но под конец сказал:

— И все-таки, я этого не брошу. Не-ет, не на такого напали. Вы не знаете Антона Платова!

— Но это ещё не всё, — осторожно заметил Максим.

— Что ещё?

Максим коротко рассказал о том, что сообщила ему перед отъездом Таня. Антон терпеливо выслушал его:

— Та-ак… Ну, что же, выходит, ты был прав, русалка мутит воду до сих пор.

— Но это значит… — начал Максим, все еще не решаясь высказать свое предположение.

— Это значит только то, что она не имеет никакого отношения ни к астийскому человеку, ни к моей гипотезе, — резко ответил Антон.

— Как и наши находки, ты хочешь сказать?

— Ни в коем случае! Русалка — одно, находки — совсем другое.

— Но связь их очевидна.

— Разве в том смысле, что эта бестия…

— Ну, зачем так, Антон? — не выдержал Максим.

— Пардон, я хотел сказать, что эта фея, это очаровательнейшее добрейшее создание и те, кто стоят за ней, так же, как и мы, охотятся за всем, что имеет отношение к астийской культуре. Только мы это делаем честно, а они..

— Но кто они, кто?

— Я знаю только одно, — что это враги Враги науки Враги коварные и трусливые Да-да, трусливые! Потому что боятся показать свое лицо. Но мы не уступим им Не бросим своего дела. И хватит об этом!