Читаем Астрахань - чёрная икра полностью

Управление Астраханского облпотребсоюза располагалось на тенистой, в акациях улице. Белая акация, оказывается, распространена в Астрахани не менее, чем в Одессе. На таких тенистых улицах, в таких особняках жили, очевидно, герои многих волжских пьес Александра Николаевича Островского — бытописателя, ищущего правду на путях, противоположных Глебу Успенскому. Архитектура здания пышная, купеческая, в стиле рюс, то есть русском. Впрочем, стиль этот весьма космополитичен и эклектичен, чему способствовали усиливающаяся в конце прошлого века торговля России с Европой и возникновение нового богатого класса из «низших», строящих рядом с дворцами прежней аристократии, рядом со старинными церквами и театрами свои «народные дворцы» аристократии денежной.

Мы вышли из машины и подошли к роскошным — бронза и стекло — входным дверям. Тут же у входа была привинчена к стене медная, начищенная до блеска доска, подобная тем, на которых ранее указывалось, где именно, в каком полуподвале живёт дворник. Ныне на этой самоварной меди по-хозяйски увеличенного размера под государственным гербом сообщалось, что здание принадлежит Центральному управлению астраханского облпотребсоюза.

Шофёр-казах остался внизу, мы же с Антоном Савельевичем поднялись по мраморной лестнице с затейливыми перилами, лестнице того типа, который знаком читателю, если он посещал расположенные в старинных зданиях музеи. Не буду так же подробно описывать быт советского учреждения средней классификации и его устоявшийся ритуал. Он знаком читателю. Дам лишь некоторые конкретные штрихи.

— Томочка, Сам у себя? — и шепоток, шепоток в розовое ушко с полудрагоценной бирюзой. Движения Антона Савельевича и Томочки балетны. Только что она была хозяйкой медной горы. Теперь же она с Антоном Савельевичем танцует восход солнца. Радость от прибытия к Ивану Андреевичу такого дорогого гостя, которого Иван Андреевич уже давно дожидается. Но придётся подождать ещё чуть-чуть, поскольку как раз в данный момент Иван Андреевич немножко занят.

Я жду не на твёрдом стуле рядового посетителя, а в кожаном кресле возле секретарского стола, непосредственно в сфере воздействия Томочкиных духов «Кармен». По-моему, я точно угадал запах. У меня была знакомая официантка, с которой я некоторое время состоял в близких отношениях. Кажется, туалет у неё с Томочкой общий. Чем-то они друг друга напоминают, как напоминали чем-то друг друга во времена мадам Помпадур молодые парижские модистки.

Астраханская секретарша-модисточка наливает мне из сифона в высокий, расширяющийся кверху стакан колючей воды. Вода очень вкусная, сразу проясняет затуманенную жарой и новыми впечатлениями голову. Крестовникову она выпить не предлагает, и он почему-то стоит. Мне неудобно пить эту истинно живую, целебную воду, сидя в кресле, и при этом созерцать пребывающего в стоячем положении Крестовникова, которому, уверен, тоже хочется пить. Но не знаю, что делать. Можно, конечно, в виде шутки взять самому сифон, наполнить другой стакан (их несколько на столе) и подать со смехом и каламбуром Крестовникову. Но не вмешательство ли это будет с моей стороны во внутренние дела Астраханского облпотребсоюза, не напорчу ли я Крестовникову, как Дон Кихот выпоротому молодому пастушку? Лучше уж пусть Крестовников потерпит. Раз терпит, значит, ему виднее.

Пока так рассуждаю, раздаётся трамвайный звонок. Новые движения, новые ритмы со стороны Томочки и Крестовникова. Вот почему Антон Савельевич стоял и не пил газировки. Свой человек, сам бы себе налил из сифона. Но вдруг этот небесный трамвайный сигнал застал бы его на глотке и к тому же сидящим? А это потерянные доли секунды. Распахивается дверь. Сам хан на пороге. Даже странно, что во время свадьбы у Марины Сергеевны он был заслонён другими вельможами. Здесь он владеет жизнью и смертью. Я не удивился бы, если бы он мощным взмахом поднял красавицу Томочку и бросил бы её за борт, в набежавшую волну. Впрочем, если не эту, то подобную картину мне ещё предстоит увидеть в заповеднике, на борту флагманской яхты, среди плещущих волжско-каспийских волн.

Начальство здесь, безусловно, ханское. А какое начальство может быть в Азии? Степан Тимофеевич (Стенька) Разин (Разья) тоже был ханом с башкирским ножом и персидскими коврами. Думаю, кстати, что в наше время Стенька Разин вполне мог бы возглавлять Астраханский облпотребсоюз. В этой должности есть какая-то крупица местной партизанщины, какой-то «простор речной волны». А вот для партгубернаторства, тем более для политбюро Разин при всех своих заслугах не подходит. Чего-то в нём не хватает. Сделан из партийного материала, но с брачком. Некое отверстие не так просверлено, чтоб на главном стержне наглухо закрепить. Годен для тыловой работы в собственной и вражеской среде. Таков и Василий Иванович. (Чапаев.) Таков и Иван Андреевич.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мальчишник
Мальчишник

Новая книга свердловского писателя. Действие вошедших в нее повестей и рассказов развертывается в наши дни на Уральском Севере.Человек на Севере, жизнь и труд северян — одна из стержневых тем творчества свердловского писателя Владислава Николаева, автора книг «Свистящий ветер», «Маршальский жезл», «Две путины» и многих других. Верен он северной теме и в новой своей повести «Мальчишник», герои которой путешествуют по Полярному Уралу. Но это не только рассказ о летнем путешествии, о северной природе, это и повесть-воспоминание, повесть-раздумье умудренного жизнью человека о людских судьбах, о дне вчерашнем и дне сегодняшнем.На Уральском Севере происходит действие и других вошедших в книгу произведений — повести «Шестеро», рассказов «На реке» и «Пятиречье». Эти вещи ранее уже публиковались, но автор основательно поработал над ними, готовя к новому изданию.

Владислав Николаевич Николаев

Советская классическая проза
Алые всадники
Алые всадники

«… Под вой бурана, под грохот железного листа кричал Илья:– Буза, понимаешь, хреновина все эти ваши Сезанны! Я понимаю – прием, фактура, всякие там штучки… (Дрым!) Но слушай, Соня, давай откровенно: кому они нужны? На кого работают? Нет, ты скажи, скажи… А! То-то. Ты коммунистка? Нет? Почему? Ну, все равно, если ты честный человек. – будешь коммунисткой. Поверь. Обязательно! У тебя кто отец? А-а! Музыкант. Скрипач. Во-он что… (Дрым! Дрым!) Ну, музыка – дело темное… Играют, а что играют – как понять? Песня, конечно, другое дело. «Сами набьем мы патроны, к ружьям привинтим штыки»… Или, допустим, «Смело мы в бой пойдем». А то я недавно у нас в Болотове на вокзале слышал (Дрым!), на скрипках тоже играли… Ах, сукины дети! Душу рвет, плакать хочется – это что? Это, понимаешь, ну… вредно даже. Расслабляет. Демобилизует… ей-богу!– Стой! – сипло заорали вдруг откуда-то, из метельной мути. – Стой… бога мать!Три черные расплывчатые фигуры, внезапно отделившись от подъезда с железным козырьком, бестолково заметались в снежном буруне. Чьи-то цепкие руки впились в кожушок, рвали застежки.– А-а… гады! Илюшку Рябова?! Илюшку?!Одного – ногой в брюхо, другого – рукояткой пистолета по голове, по лохматой шапке с длинными болтающимися ушами. Выстрел хлопнул, приглушенный свистом ветра, грохотом железного листа…»

Владимир Александрович Кораблинов

Советская классическая проза / Проза
Жизнь и судьба
Жизнь и судьба

Роман «Жизнь и судьба» стал самой значительной книгой В. Гроссмана. Он был написан в 1960 году, отвергнут советской печатью и изъят органами КГБ. Чудом сохраненный экземпляр был впервые опубликован в Швейцарии в 1980, а затем и в России в 1988 году. Писатель в этом произведении поднимается на уровень высоких обобщений и рассматривает Сталинградскую драму с точки зрения универсальных и всеобъемлющих категорий человеческого бытия. С большой художественной силой раскрывает В. Гроссман историческую трагедию русского народа, который, одержав победу над жестоким и сильным врагом, раздираем внутренними противоречиями тоталитарного, лживого и несправедливого строя.

Анна Сергеевна Императрица , Василий Семёнович Гроссман

Проза / Классическая проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Романы