Астрахань - чёрная икра

— Когда калмыков отсюда выселили, с мясом стало совсем плохо, — говорит капитан Хрипушин, — мы, русские, в местных условиях обращаться с мясом не умеем. Калмыки мясо в жару на специальные куски разрежут, по сухожилиям, в шкуру завернут — и холодильника не надо. Я у одного калмыка решил поучиться. Как он делает, так и я. Он в шкуру завернул, и я в шкуру завернул. Проходит несколько дней. У него мясо свежее, а у меня протухло. Выселили калмыков в Казахстан за то, что немцев ждали. С немецкой реквизицией они ведь знакомы не были, а с колхозами хорошо были знакомы. Вот и ждали. Выселили их за это, а назад не пускают. Они говорят: «Или пустите назад в Астраханскую область, или пустите наш народ в Китай». Так мне один калмык рассказывал. Вот сейчас вернулись, а мяса всё равно нет. Мясо отсюда всё в Москву вывозят…

Последнее капитан Хрипушин произносит тихо, почти шёпотом, наклонившись ко мне. Может быть, чтоб не слышал Бычков, который теперь у штурвала. Буксир медленно приближается к пристани Бирючья Коса. Хрипушин начинает убирать со стола.

— Ну вот, — говорит он хмуро, — это ведь начальство нам не оплачивает. Это за наш счёт гости едят.

Мне становится неловко. Я начинаю что-то бормотать и тут же, как в ресторане, достаю из брюк бумажник с деньгами. Ещё большая неловкость. Бестактность Хрипушина усиливается моей бестактностью. Бычков это видит, но на помощь нам прийти не может, чтоб замять дело. Штурвал в данный момент отпускать нельзя, да и внимание нельзя рассеивать.

— Я не вас имел в виду, — говорит наконец Хрипушин, вываливая в миску от салата арбузные корки, — тут иногда к начальству человек по шесть, по семь в гости едут. А мы обслуживаем.

Он уносит посуду, потом появляется у борта и бросает «конец», то есть канат, на пристань. Канат подхватывает ловко и закрепляет у столба парень в тельняшке.

Весь район здесь назван, как и остров, Бирючья Коса. Стоять будем около часу.

— Можете погулять, — говорит Хрипушин, — мы с Юрой (Бычкова зовут Юра) в мастерские пойдём. Здесь мастерские облпотребсоюза.

Вместе с экипажем буксира поднимаюсь по косогору.

— Дорогу к пристани найдёте? — спрашивает Хрипушин.

— Запомню.

Хрипушин и Бычков скрываются в железных воротах мастерских, а я иду по совершенно азиатской улице астраханского пригорода. Почти кишлак. Этакий астраханский Хорезм. Орошаемые земли. Растительность серо-зелёная. Дыхание пустыни чувствуется повсюду, хоть до настоящей пустыни много километров. Возможно, этому способствует азиатский вид прохожих, плотно укутанных, ватных, меховых. Европеец на жаре раздевается, азиат одевается. У каждого свой опыт. Впечатление пустыни усиливается развалинами древнеиранской крепости с башнями. Развалины стоят прочно. В них скрыта древняя мощь и хитрости древней фортификации. Мне как-то по своей профессии пришлось столкнуться с этим вопросом специально и беседовать с консультантами. Кое-что я усвоил. Вот я вижу предстенные барьеры, выносные башни, двойной ряд предвратных сооружений полуциркульного плана, расположенных так, чтоб противник, штурмуя, поворачивался к стене своим правым, не защищённым щитом боком.