Лишь 9 апреля удалось созвать некое подобие профсоюзной конференции. Список нового руководства был внесен представителем РКП(б), который заявил, что «партия, указывающая пролетариату его истинный путь и руководящая теперь всем, естественно, должна выдвинуть на посты членов Президиума товарищей, которым она доверяет»[1173].
Федор Трофимов сохранил свой пост председателя, но Павла Унгера в списке руководителей уже не оказалось. Своевольный лидер портных не устраивал бакинскую команду. Он был вынужден покинуть город.
Организованное рабочее движение Астрахани, способное занимать самостоятельную позицию и спорить, было разбито. Оставались активисты, оставался Трофимов, но само движение низовой инициативы было сломано. И это прямой результат мартовских событий 1919 года.
В партии прошли чистки. Из рядов РКП(б) было исключено 872 человека, или более 20 %. Из советского аппарата было изгнано 234 «карьериста и врага народа», преимущественно неугодных руководству губкома специалистов[1174]. Особенно большие потери были в рабочих кварталах. На Эллинге партию покинуло 45 % членов, на Селенах – 42 %[1175].
От астраханцев окончательно были зачищены советские органы.
8 апреля был ликвидирован горисполком, а его службы влиты в состав губернского исполнительного комитета[1176]. Таким образом, городской Совет рабочих и солдатских депутатов превратился в совершенно фиктивный орган, поскольку ни одной службы ему более не подчинялось.
Этого Кирову показалось недостаточно, и 18 апреля он смещает астраханца Липатова с должности председателя губисполкома. Роль Липатова к этому времени была достаточно условна, поскольку все начальники ключевых отделов – финансов, земли, юстиции, просвещения, медицины, социального обеспечения – были назначены из числа «бакинцев».
Теперь же и пост председателя губисполкома был передан прибывшему с Кавказа «специалисту», явно не выдающегося ума, но должной верности, судя по характеристике, которую ему дал Киров: «товарищ Коробкин, конечно, не отличается сверхестественными способностями и звезд с неба не хватает. На Северном Кавказе он работал по продовольственному делу и сделал очень много. Отличительной чертой тов. Коробкина является партийная выдержанность и дисциплина»[1177].
При всем прочем из мартовских волнений Кировым были извлечены и практические выводы. Комиссариаты и профсоюзы обеспечивали поставки в город рыбы. Цены на нее были установлены официально и оказались вполне демократичны: фунт осетрины 4.30 руб., белуги 2.90 руб., сома 1.25 руб., воблы – 0.90 руб.
28 марта – то есть буквально через полмесяца после трагедии – нормы выдачи хлеба по 1-й категории были увеличены до 1 1/2 фунта. Со 2 апреля возобновилась выдача мыла (по 100 граммов), спичек, масла и других товаров. Была поднята и зарплата[1178]. Только в период с 18 по 21 апреля в Астрахань пришло 222 вагона хлеба, что соответствовало трехнедельной норме[1179].
Вскоре появились шоколад (140 граммов в месяц), орехи и монпасье[1180].
Возвращались и другие продукты питания, хотя их дефицит ощущался. Сахар, например, выдавали только детям и только по записке от врача[1181].
Очевидно, что выхода людей на улицы 10 марта 1919 года можно было избежать, если бы были обозначены хотя бы примерные сроки строгой экономии, оказавшейся не столь продолжительной. Столь же очевидно, что подобная цель не ставилась. Киров, Атарбеков и «бакинцы» ощущали себя во враждебном астраханском окружении, своим главным организованным врагом они видели местные профсоюзы, и им было нужно разгромить этого «врага».
Выступления в селах
В сельской местности шли свои политические перемены. Главной из них стало вытеснение избранных населением Советов. Вместо них решения принимали партийные структуры. Селяне, конечно, хотели избирать свою власть, но их мнение зачастую не совпадало с мнением краевого центра. В селе Ямное Астраханского уезда жители избрали сельсовет из числа не самых бедных крестьян, которых большевики называли не иначе, как «кулаками». Из города приехал тов. Субботин, который выгнал «кулаков» из сельсовета и ввел туда бедноту. Стоило тов. Субботину вернуться в город, как селяне собрались на сход и вернули Совет в первоначальный состав.
Однако такую стойкость люди проявляли не везде, и ее запасы были небезграничны. Уже к концу 1919 года во многих селах население пришло к выводу, что выборы местной власти представляют собой фикцию, мираж. В сентябре в Петропавловке[1182] выбирать сельсовет из 3500 жителей пришло только… 52 человека[1183].
К весне 1919 года из местных органов власти исчезли последние представители конкурирующих с большевиками партий. В Енотаевском уезде, например, только в Совете Княжино[1184] оставался одинокий левый эсер.