Зато калмыкам была дана автономия. Решение о ней было и справедливым, и политически оправданным в условиях разгорающейся в степи гражданской войны. На II краевом съезде Советов в июле 1918 года вместо «калмыцкой секции» был создан Калмыцкий исполком на правах уезда из восьми человек. Калмыкам квотировалось место в губисполкоме и во всех коллегиях.
Одним из первых вопросов, который стали рассматривать калмыцкие власти, стал вопрос о реквизиции лошадей для нужд РККА. Лошадей реквизировали преимущественно в Калмыцком Базаре и в других прилегающих к Астрахани поселках, и Калмыцкий исполком настаивал на большей равномерности и плановости в этом вопросе.
Советы и церковь
Православное духовенство в целом относилось к Советам весьма отрицательно. Первые же осложнения возникли по поводу декрета об отделении церкви от государства. Он предусматривал отказ от преподавания «закона Божьего» в школах и от выплаты государственных зарплат священникам.
Представители церкви не стеснялись в выражениях. Они предвещали Апокалипсис: «Им, не имеющим благословения божьего через носителей веры православной, им, этим лиходеям, вручены судьбы православного народа. Они отнимают земли и всякое имущество святых монастырей и скоро разлучат вас с церковью Христовой, и лишат вас духовного общения с Богом. Ваши дети будут некрещены, мертвые не отпеты, муж и жена не венчаны, и пойдут по свету мор, глад и болезни»[630]. Паства была напряжена. В один из февральских дней по зову набата к Иоанно-Златоустовской церкви собралось несколько сот прихожан, бросивших свои дела. Им было объявлено, что священник этой церкви отец Василий арестован. Народ пошел его выручать, направившись к 6-му участку с намерением штурмовать здание. С некоторым трудом собравшимся удалось объяснить, что отец Василий не арестован, а просто отвезен солдатами для обручения одного из их товарищей[631].
Весьма конфликтное собрание произошло в Троицкой церкви, находящейся прямо в центре Кремля. Оно было посвящено декрету об отделении церкви от государства. На собрание пришел один из комиссаров, пытавшийся объяснить, что новая власть не собирается вмешиваться в церковные вопросы, но требует взаимности, то есть невмешательства церкви в политику. Его перебивали: «Долой! Не хотим слушать!» Батюшка успокаивать паству не стал[632].
Советская печать отвечала клирикам той же монетой и, приводя многочисленные примеры сотрудничества РПЦ с царем и другими угнетателями, подчеркивала: «Духовенство не борется за учение Христа и не может за него бороться»[633].
Однако и в самой церкви не было единодушия.
47-летний астраханский епископ Митрофан отнесся к революции отрицательно. Причем еще к Февральской. Он был монархист и не скрывал своих взглядов. В Астрахань Митрофан прибыл совсем недавно – в 1916 году. Это был энергичный человек. За короткий период он обустроил лазарет, школу для детей беженцев, курсы миссионеров и вплотную занялся канонизацией митрополита Иосифа, убитого во время взятия города Степаном Разиным в 1671 году. На фоне революционных ветров такая активность выглядела как демонстрация иной точки зрения. Вдобавок владыка погрузился в публичную политику. Летом 1917 года редактируемая им церковная газета вовсю призывала голосовать против социалистов.
Победа большевиков в Москве и левой коалиции в Астрахани стала для архиепископа большим ударом. Впрочем, его энергичный характер не предполагал бездействия.
Уже 12 февраля 1918 года Митрофан решил провести Крестный ход. Эта идея вызвала большое напряжение в обществе. По городу поползли слухи о еврейском погроме (которых в Астрахани не было даже в самые худшие времена), и комиссар Перфильев объявил чрезвычайное положение[634]. Но Митрофан, как человек умный, решил поступить дипломатично и по-христиански человеколюбиво провел служение на братской могиле павших красногвардейцев в бывшем губернаторском саду.
Основную проблему для архиепископа Митрофана, впрочем, представляли не советские комиссары. Его проблемой стал 44-летний викарный епископ Леонтий. Леонтий был абсолютный бессребреник и аскет. Он пошел в монашество добровольно, хотя происходил из знатного рода фон-Вимпфен и мог рассчитывать на карьеру при дворе. Но Леонтий предпочел другую жизнь. По совершеннолетию молодой человек перешел из лютеранства в православную веру и благодаря своим талантам и искренности быстро продвигался вверх по церковной иерархии. В 33 года он стал архимандритом Русской православной церкви в Афинах, после чего получил назначение епископом в Чебоксарах и Ереване. Леонтий горячо поддержал Февральскую революцию, с которой связал ожидания милосердных социальных перемен. Его начальникам это не понравилось, и они отправили Леонтия в Астрахань. Здесь он занял должность викария, то есть епископа без епископата.