Астраханский край в годы революции и гражданской войны (1917–1919)

Для нужд армии и образования было изъято несколько зданий, в первую очередь Духовное училище и семинария. Однако особых конфликтов это не породило. В условиях отсутствия дотаций из бюджета церковь не была в состоянии содержать все это имущество[644]. Сами студенты не возражали. В предшествующем 1917 году из числа семинаристов, завершивших обучение, путь священнослужения выбрало двое или трое[645]. Остальные пошли в мирские профессии. Семинария им была нужна лишь постольку, поскольку образование при царизме было вообще малодоступным и годилось любое.

Ситуация между властью и церковью обострилась в конце мая, когда в Астраханском крае начал проповедовать уроженец Курской губернии Лев Кунцевич. Кунцевич относился к революции крайне отрицательно, причем к любой. Он решил посвятить себя борьбе с социализмом и подвергался аресту за политические выступления еще годом ранее, в Саратове, во времена Временного правительства князя Львова.

26 мая Кунцевич произнес речь на пороге Черноярской церкви Петра и Павла. Он обвинил советскую власть в притеснениях православных, резко раскритиковал переход школы на светские основы и заявил, что во всем виноваты жиды. Взглядам Кунцевича на еврейский вопрос была посвящена значительная часть выступления, что, учитывая происхождение если не Христа, то апостолов, выглядело у дверей христианского храма двусмысленно. После этого Кунцевич скрылся, рассчитывая добраться до Краснова[646]. Через два месяца Кунцевич был арестован, а в октябре его расстреляли решением уездной ЧК[647]. Вместе с ним расстреляли советского работника, укравшего из кассы 360 000 рублей[648].

Неприятности сопровождали также отца Сенилова, ранее изгнанного населением Ханской Ставки. Новым местом его служения было определено село Цветное. Уже в июне 1918 года Сенилов был арестован местным Советом, поскольку пообещал председателю Совета неприятности после «смены власти», а также активно спорил с прихожанами относительно лозунга «Смерть буржуям!» и прочих. Новую власть он характеризовал как «разбойников, грабителей и воров». В результате местный суд приговорил Сенилова к четырем годам лишения свободы[649]. Почти наверняка Сенилов попал бы под амнистию, но его жизнь сложилась трагичнее. В августе во время мятежа Сенилов бежал из тюрьмы, но неудачно, и был расстрелян среди других пойманных заключенных[650].

В августе 1918 года в Пришибе Царевского уезда был арестован священник Михаил Быстролетов. Ему инкриминировали замысловатую речь, в которой Быстролетов заявил, что учение, которое не исповедует Христа, есть учение Антихриста. Оказавшись в уездной тюрьме, Быстролетов сообщил, что его выступление было искажено, к Красной армии отношения не имеет, и в ноябре после некоторого разбирательства был освобожден[651].

Аналогичным образом после кратковременных арестов были освобождены Петр Кулаков из Капустина Яра, Петр Смеловский из Пришиба Черноярского уезда, Николай Племянников из Колобовки и Петр Степанов из Средне-Ахтубинского, Дмитрий Фаворский из Владимировки, Илья Юштин и Афанасий Кузнецов с женой из Астрахани, а также редактор «Астраханских Епархиальных ведомостей» Кирилл Перевозников.

Трагикомичный случай произошел в Зеленге. Местный гражданин некто Еронин потребовал арестовать отца Николая Ситкина, поскольку священник отказался расторгать брак еронинского приятеля. Отца Николая задержали, но практически сразу отпустили с извинениями, признав дело чисто внутрицерковным.

Похожая история случилась и в Марфино. Председатель местного исполкома Кашин потребовал от настоятеля обвенчать его вторым браком. Выручая марфинского отца Петра Зиновьева, епархия апеллировала к… Декрету об отделении церкви от государства[652]!

Наконец, стоит привести историю протоирея Успенского кафедрального собора отца Иоанна Саввинского. Когда в августе 1918 года в городе произошел мятеж военного гарнизона, с соборной колокольни прозвучал набат, что послужило мотивом для ареста отца Иоанна. Саввинский был человек очень образованный, он даже писал книги, и культурно объяснил, что звонить с колокольни мог кто угодно. Его, разумеется, освободили.

Впрочем, были и жертвы. В Болхунах священник Михаил Кархалев произнес проповедь, в которой предрек скорое закрытие всех церквей. Попытка местных большевиков его прервать переросла в массовые беспорядки, завершившиеся захватом сельсовета. Прибывший из соседней Владимировки отряд взял село под контроль, а отца Михаила расстрелял вместе с другими задержанными.

Трагично развернулись события в далекой Цаце, в Калмыцкой степи. В сентябре здесь был расстрелян священник, а в октябре кавалеристы Жлобы зарубили еще одного священника, а также дьякона и служителя. Те собирали хлеб, а конники посчитали, что зерно предназначено для находившихся неподалеку белых. В «Коммунисте» – местной газете РКП(б) – по этому случаю содержится совершенно циничная запись: «этот прискорбный эпизод послужит на пользу революции, меньше у нас будет тунеядцев»[653].