Еще проще обстояло дело с киргизами. Их отношение к религии отличалось абсолютным равнодушием. В Красном Яру, например, мусульмане разобрали на дрова мечеть, чтобы… топить школу. А в Ханской Ставке мулла сам оставил свой духовный чин и стал учителем[670].
Напротив, буддистские ламы в целом были настроены антибольшевистски. Их глава Чимид Балданов открыто перешел на сторону белого движения, назвав Антона Деникина «спасителем калмыцкого народа» и потребовав «от верных гелюнгов действий не в проповедях, а в борьбе». Впрочем, в замысловатой борьбе за влияние Деникин поддержал не Балданова, а более близкого к Дону ламу Манычского улуса Бову Кармакова, назначив того «Верховным ламой калмыцкого народа». Ничем хорошим для Кармакова это не закончилось. Когда в 1920 году красные разгромили Добровольческую армию, деникинский назначенец был арестован и расстрелян[671].
Однако были и буддистские лидеры, относившиеся к Советам с симпатией. Самым ярким их представителем стал бурят Агва Доржие, который еще до революции открыл высшие учебные духовные заведения и стал олицетворением буддистского обновленчества[672].
Национализация
Левоэсеровско-большевистский кабинет проводил политику изъятия частных предприятий довольно размеренно. Понятно, что о размеренности мы говорим, исходя из ритмов того времени, проявлявшихся в других регионах.
Но в Астраханском крае национализация шла неспешно. Региональная власть проводила ее довольно прагматично, исходя из потребностей момента, зачастую пренебрегая декретами из Центра.
Поначалу настроение было самым оптимистическим.
В середине марта 1918 года новая власть выступила с Декларацией о производственном вопросе. Декларация была пронизана романтизмом.
Провозглашалась социализация земли, но при этом подчеркивалось, что процесс должен проистекать без спешки, осторожно, и вообще нужно сохранить крупные хозяйства. Явной уступкой общественному мнению выглядело обещание в ускоренном режиме социализировать крупные садоводческие хозяйства.
Провозглашалась ценность активного участия работников в управлении производством. При этом, чтобы избежать стихии, правительство прямым текстом заявило о полезности принудительного синдицирования (организации в профсоюз) рабочего класса. С индивидуальными работниками Совнарком просто отказался иметь дело, предложив им организовывать профсоюзы и выбирать делегатов.
Провозглашалась великая программа индустриализации. В ее рамках намечалось открыть предприятия по производству шерстяной одежды, кожи, стекла, сельхозооборудования, консервные и кирпичные заводы, мельницы, строить железные дороги, дамбы и мосты, углублять рыбоходные каналы[673], развернуть добычу соли, извести и алебастра, а также добычу каменного угля на Мангышлаке. Туда была отправлена геологическая экспедиция. Свыше ста тысяч рублей было ассигновано для создания химической лаборатории, которой была поставлена задача замены дефицитных видов сырья иными продуктами. В Германию отбыли коммивояжеры для приобретения тракторов и другой сельхозтехники. На эту задачу зарезервировали 10 млн руб. Больше того, в Астрахани предполагалось построить завод сельхозмашиностроения. Из Москвы обещали прислать станки и материалы[674].
В Центр пошло ходатайство о строительстве железной дороги, соединяющей Нижнюю Волгу со Ставропольем[675].
Отдельное внимание было уделили водоснабжению. Ни Астрахань, ни уездные города, ни села не имели водопроводных сетей, если не считать небольших участков на Форпосте и в центре столицы губернии. Был дан заказ на разработку проекта строительства водопровода от Калмыцкого Базара и Карантинного на курорт Тинаки. Отдельное решение разрабатывалось по баскунчакским солепромыслам. 1,7 млн руб. Совнарком ассигновал на работы по созданию городской канализации. На первых порах закупили ассенизационную машину. Думали и о досуге: началось строительство общественной купальни из двух бассейнов по десять мест в каждом.
Масштабные планы экономического переустройства в условиях падения налоговых сборов подсказывали путь к национализации экономики.
Первым делом было решено национализировать торговый флот. Это было правильное решение, так как хозяева, опасаясь новой власти, могли перегнать его в Баку или Иран. Решение приветствовали даже осторожные меньшевики[676]. Декрет о национализации флота был принят в первый день победы левых сил, 25 января 1918 года. Суда были не просто взяты в собственность, но приведены в порядок перед навигацией. Несмотря на дефицит денег и материалов, власти организовали необходимые технические работы.
После этого была взята пауза. Власти пытались договориться с промышленными кругами. Для начала возник вопрос о налогах. Предприниматели сообщили, что платить налоги не собираются ввиду общего кризиса и отсутствия выручки.
Тогда власти решили прибегнуть к реквизиции. Попытка носила анекдотический характер.