В определённом смысле космический контекст монархическо-имперской идеи, а именно представление Единого монарха как воплощённого в мире человеческого общества единоначалия мира физической природы, был не просто реакционным возвратом к средневековью. Он был созвучен современным философским мироощущениям, особенно эзотерического толка, выражению аналогии макро– и микрокосма, столь мощно возродившейся в ренессансной герметической традиции. Елизаветинский империализм создавался не каким-нибудь адептом средневековых догм, а Джоном Ди, герметическим магом и учёным, фигурой, наиболее полно воплощавшей самые «современные» тенденции эпохи, в которую он жил. Мистика французской монархии создавалась Гийомом Постелем, каббалистом и визионером, в чём-то схожим по типу с Ди. Монархическая идея является важным фактором ренессансного магико-научного мировоззрения, который ни в коем случае не должен игнорироваться историей мысли. Огромная, подсвеченная и вращающаяся модель небес, предсказывавшая судьбу французской монархии во время празднеств 1581 г., являла собой в высшей степени «современное» выражение новейших механико-математических приёмов, неся при этом также талисманное и магическое назначение.
В последующих эссе мы разберём как символизм и образы французской монархии воплощались на практике в конкретных событиях. Официальный въезд короля в Париж всегда был поводом для представления сложной программы украшения улиц. Мы подробно изучим одну из таких церемоний, а именно въезд Карла IX в Париж в 1571 г. Традиции французского рыцарства демонстрировались в честь короля на крупных придворных празднествах, и мы детально разберём торжества, сопровождавшие свадьбу герцога де Жуайеза в 1581 г.
Исследуя в рамках одной работы пропаганду английской и французской монархий, мы имеем дело с абсолютно новым подходом. Внимательный читатель заметит сходства и контрасты в двух частях этой книги. Вероятно, самым большим будет контраст между профессиональным и любительским уровнями постановки. Члены городского совета Парижа, ответственные за организацию въездов, могли привлечь в помощь своим художникам мощную, устоявшуюся художественную традицию школы Фонтенбло. Для выработки программы, которой должны были следовать оформители, они используют состоящих на службе при дворе поэтов и гуманистов. Сравните это с елизаветинской пропагандой в Англии, где не было устоявшейся придворной художественной школы и не было поэтов-гуманистов на официальном содержании у двора. В сравнении с французской системой в Англии всё выглядит бессистемным и спонтанным. За исключением нескольких случаев, когда мы можем предполагать, нам не известно точно, кто были те люди, что создавали елизаветинский символизм. Французские придворные празднества, основанные на традиционных занятиях рыцарства, с их группами художников, поэтов и музыкантов, задействованных в постановке пышных представлений, оказавших большое влияние на эволюцию некоторых базовых европейских форм искусства, странным образом контрастируют с турнирами Дня Восшествия, планирование и организация которых, похоже, было делом одного лишь энтузиаста-любителя сэра Генри Ли без всякой инициативы со стороны двора.
И всё же, каковы бы ни были различия в способах выражения, английская и французская традиции монархического культа принадлежат одному веку, в котором идея монархии являлась базовой темой, тесно связанной с религиозными проблемами эпохи. В Англии монархия двигалась в сторону имперской реформы и протестантизма. Во Франции она, в конечном счёте, пришла к одной из версий Контрреформации. Генрих III во главе отчётливо французского типа Контрреформации станет объектом нашего исследования в эссе о религиозных процессиях в Париже в 1583 г. А в коротком заключении попробуем обозначить общие черты религиозного решения, найденного при Генрихе IV, чьё правление прославлялось как возвращение Астреи, золотой век благоденствия и очищенной религии и как имперское
Въезд Карла IX и его супруги в Париж в 1571 г
Сен-Жерменский мир 1570 года на время остановил религиозные войны во Франции. Протестантам были предложены довольно либеральные условия и с некоторыми ограничениями разрешены богослужения. Такое движение в сторону веротерпимости породило среди умеренных и «политических» католиков надежды на начало новой эпохи, в которой не будет войн во имя религии. Надеждам на религиозный мир способствовала и женитьба Карла IX на Елизавете Австрийской, дочери императора Максимилиана II и внучке Карла V. Максимилиан, как и его отец, очень серьёзно относился к имперской роли в религиозных вопросах. Под влиянием Меланхтона он живо интересовался идеями реформы. Женитьба французского короля на дочери этого веротерпимого императора казалась ещё одним шагом в направлении к толерантности и религиозному миру, обозначенном Сен-Жерменским миром.