Астрея. Имперский символизм в XVI веке

И здесь невольно приходит мысль о сравнении Екатерины, в качестве королевского религиозного символа держащей карту Галлии, с Елизаветой, в качестве такого же символа стоящей на карте Англии (Илл. 13). Реального влияния первого образа на второй не прослеживается, но само по себе это сравнение интересно. Оно показывает, как доминирующая тема века, тема монархии или империи в её религиозной роли, находила схожие способы выражения. Екатерина не могла принять на себя роль девы Астреи, поскольку была не девой, а вдовой. Образ благочестивой вдовы, преданной памяти своего покойного супруга-монарха Генриха II, являлся одним из её наиболее подчёркиваемых публичных образов. На него, в том числе, намекает и «Галлия» с церемонии королевского въезда. Четыре сидящие внизу фигуры воплощают собой четыре классических добродетельных женских персонажа, напоминающих королеву-мать. Среди них – Артемисия, знаменитая вдова, построившая первый мавзолей в память о своём муже Мавсоле. История Артемисии, как аллегории вдовствующей королевы-матери, была разработана пропагандистом Екатерины аптекарем Николя Уэлем в его «Histoire d'Artе́mise»[452]. В этой работе возведённая ею монументальная усыпальница Генриха II сравнивается с мавзолеем Артемисии. Для рукописи были подготовлены иллюстрации, дошедшие до наших дней, которые планировалось воплотить в большую серию гобеленов в честь королевы-матери[453].

Тема благочестивой вдовы присутствовала и на следующей декорации[454] (Илл. 18b), эскиз которой мы видели на стокгольмском рисунке (Илл. 18а). На вершине арки, в центре, изображены сердце и урна, которую держат четверо детей. Devis или инструкции поэта о том, как художник (Пилон) должен изобразить эту группу, возможно, являются прямыми словами Ронсара и полностью соответствуют тому, что мы видим на стокгольмском эскизе и на гравюре[455].

Ещё одной публичной матриархальной ролью Екатерины была Юнона. Огромная статуя богини (Илл. 20d) на церемонии въезда, которая «была сделана столь хорошо и из столь белого гипса, что всякий её принимал за настоящий мрамор»[456], очевидно, являла собой воплощение гения Пилона. Это была «свадебная Юнона», покровительница браков, указывающая на умение королевы-матери устраивать великолепные партии для своих детей. Имперское величие союза Карла и Елизаветы подчёркивается держащими статую орлами. Льющаяся же на видном месте радуга была эмблемой Екатерины (Илл. 23b) и использовалась в значении мира. Таким образом, Екатерина-миротворец сливается здесь с Екатериной-Юноной, устроительницей имперских, приносящих мир браков.

Ещё одной статуей под стать Юноне был Гименей[457], также с орлами у основания. Стихи Ронсара на ней должны были гарантировать, что ни от кого не ускользнёт связь этого памятника с главной «франсиадовской» темой въездов – соединением в браке Карла и Елизаветы двух монархов троянского происхождения.

Галлия-Артемисия-Юнона или королева-мать Екатерина Медичи главенствует над символизмом въезда в своих хорошо известных и устоявшихся ролях. Она – миротворица в религиозной войне, всегда выступающая на стороне согласия и гармонии. Как вдова Генриха II Екатерина представляла французскую монархию до совершеннолетия Карла. Теперь же она устанавливает мир и согласие в рамках Сен-Жерменского договора. Начиная на этой ноте царствование своего сына, Екатерина ещё более способствовала широкому имперскому миру в своей роли Юноны – устроительницы брачного союза между двумя великими представителями империи.

Кастор и Поллукс приносят мир кораблю французского государства

Одну из арок на церемонии въезда должен был венчать большой корабль[458] (Илл. 19b). Корабль был символом Парижа и также всей Франции, то есть судно на арке – это одновременно и Париж, и Франция. На нём можно различить коронованные геральдические лилии в окружении цепи ордена святого Михаила. Рядом стоят две фигуры, помогающие ему в плавании. У каждой из них во лбу горит звезда. Это намёк на известную эмблему, популяризованную Альчати. Она основана на легенде о том, что явление Кастора и Поллукса морякам во время шторма сулит скорое наступление хорошей погоды[459]. Эмблема обычно изображала братьев в виде звёзд или огней на оснастке корабля. Значение арки таково, что Карл IX и его брат Генрих – это два брата, ведущих корабль Франции к миру. Они являются, как Кастор и Поллукс, чтобы возвестить о наступлении тихой погоды после шторма. Язык этих эмблем должен был быть хорошо понятен тем, кто смотрел на арку, так как символы Кастора и Поллукса в соединении с кораблём французской государственности являлись обычным языком королевской пропаганды. Они использовались на том же самом месте ещё при въезде Генриха II, отца Карла IX, для которого также возвели арку с кораблём, оберегаемым мифическими братьями.