22b. Квинтейн с Генрихом III на переднем плане. Гобелен Валуа.
Команда художников, привлечённая французским двором для оформления торжеств в честь свадьбы Жуайеза, была за некоторым исключением почти той же, что работала на церемонии въезда Карла IX. Никколо дель Аббате умер и главным художником празднеств стал его ученик Антуан Карон. Из стихотворения Жана Дора[508]
нам известно, что Карон работал над декорациями для этих увеселений вместе с Жерменом Пилоном, а сам Дора выступал в своей привычной роли гуманиста-разработчика идей, которые должны были быть воплощены художниками. Большая часть художественных работ, созданных для торжеств в честь Жуайеза, до нас не дошла, как не дошла и какая-либо подробная программа мероприятий, по типу той, что известна для королевского въезда.Команда поэтов была даже ещё ближе к своему традиционному составу. Члены Плеяды, хоть и стали старше, но с готовностью согласились продемонстрировать свои таланты в подготовке этого блестящего придворного события. Ронсар написал стихи, а Дора, как уже говорилось, придумал идеи по оформлению. Часть стихов была написана новым и более молодым членом группы Филиппом Депортом. За всей постановкой в целом чувствовалось сильное влияние де Баифа и его Академии поэзии и музыки. И хотя в предыдущем эссе мы уже вкратце коснулись Академии и её идей, необходимо чуть более подробно рассказать об этом движении, прежде чем описывать его влияние на оформление торжеств.
Классические авторы передают множество самых разных легенд об эффектах, производимых музыкой. Поэты рассказывают об Орфее, который своей игрой отвращал людей от насилия и неправедной жизни, усмиряя в них животное начало. Или об Амфионе, чья лира могла двигать камни и возвела стены вокруг Фив. Более правдоподобно выглядит история о Тимофее Милетском, который умел настолько взволновать Александра своей музыкой, что царь вскакивал на ноги и бросался к оружию. Тогда музыкант переходил на другой лад и успокаивал поднятое им самим воинственное возбуждение.
Баиф и его друзья-музыканты мечтали возродить античную музыку и её «эффекты», но музыкальный гуманизм, которым можно было бы назвать такую попытку, осложнялся тем, что ничего из этой музыки не сохранилось. Очень сложно подражать тому, чего нет. И хотя классические источники много говорят о различных музыкальных формах и производимых ими психологических эффектах, на практике об этом было известно очень мало. Но это обстоятельство не смутило Баифа и его окружение, и они взялись за создание того, что считали античной музыкой посредством очень тщательного соизмерения слов песни и её музыкальной основы[509]
. Члены этого кружка верили, что психологическое действие зависит от точной соразмеренности музыки и слов, а также от хорошей слышимости последних. Баиф писал свои французские вирши античным, как он считал, метром, придавая слогам долгие и краткие длительности в попытке сделать стих вместо акцентного квантитативным. Эти длинные и короткие слоги чётко подгонялись под длинные и короткие ноты музыки. Пытаясь сделать так, чтобы метр его стиха как можно точнее соответствовал метру музыки, Баиф разработал новую систему фонетической записи. Философской основой движения был платонизм и неоплатонизм с его упором на фундаментальный характер числа и гармонии в структуре мироздания и человеческой души. Само слово «Академия», применяемое по отношению к детищу Баифа, подразумевает под собой платонизм. Союз поэзии и музыки был, в одном из своих аспектов, символом ступени инициации или приобщения к высоким гармониям. По своему характеру академия была энциклопедическим сообществом и идеально включала под музыкой все другие искусства и науки. Баиф был не только поэтом и музыкантом, но и математиком.Музыку для