Атаман А.И. Дутов

Добавлю, что единственная транспортная артерия Сибири — Транссибирская магистраль — в 1918–1919 гг. работала крайне плохо, и даже при наличии железнодорожного сообщения Оренбурга с Сибирью перебои с поставками всё равно имели бы место. Тем более что существовал острейший топливный кризис (для его преодоления на Ташкентской железной дороге в качестве топлива использовали даже кизяк и сушёную рыбу), усугубившийся с переходом в руки большевиков Колтубанского бора. То, насколько сложно было организовать поставки по Транссибу, продемонстрировала командировка полковника В.Г. Рудакова на Дальний Восток в конце 1918 — начале 1919 г.

К 1917 г. Южный Урал являлся одним из ведущих аграрных районов России. Однако в условиях Гражданской войны сельское хозяйство также находилось в кризисном состоянии. В сельской местности в связи с мобилизацией и разрухой остро не хватало рабочих рук, инвентаря, транспортных средств. 1918 г. во 2-м и 3-м округах войска выдался неурожайным. Поголовье лошадей в Оренбургской губернии к 1920 г. сократилось на 16% от уровня 1917 г., правда, худшее было впереди — к 1922 г., в основном из-за голода 1921–1922 гг., сокращение составило 61,3%[1632]. Большинство помещичьих усадеб Оренбургской губернии было разграблено уже в 1917–1918 гг. С падением власти большевиков некоторые бывшие землевладельцы потребовали возвращения утраченной ими земельной собственности. Как и в других регионах, помещики часто обращались за помощью к начальникам воинских частей, которые вмешивались в этот вопрос на стороне землевладельцев. Подобные случаи не способствовали успокоению крестьянства.

В обязательном постановлении Войскового правительства по земельному вопросу от 9 августа 1918 г. говорилось, что землевладелец, произведший посев и запашку, является владельцем урожая. Если посев был осуществлён другим лицом, землевладельцу полагалось выплатить арендную плату и стоимость обработки земли[1633]. Ещё на 1-м Войсковом Круге 26 апреля 1917 г. было принято постановление о том, что все частновладельческие земли (в том числе офицерские и монастырские) переходят в собственность войска (в основном эти земли сдавались их собственниками в аренду), а их владельцам полагался лишь надел в размере общевойсковой душевой нормы[1634]. Это положение было подтверждено постановлениями от 22 августа 1918 г. и от 23 апреля 1919 г.[1635] Излишки земли поступали в войсковой земельный фонд. Дополнительные наделы выделялись за арендную плату. Распределением земли ведали станичные правления, но окончательное решение этого вопроса оставлялось за Учредительным собранием. Целью аграрной реформы было увеличение землепользования земледельческого населения и создание крепких хозяйств[1636]. Всеми вопросами, связанными с земельной реформой, занимались войсковая и окружные земельные комиссии. К сожалению, в историографии встречаются не вполне обоснованные оценки этой реформы. Нельзя согласиться с утверждением о том, что политика в отношении землепользования неказачьего населения была якобы «подчёркнуто благожелательной»[1637]. Наоборот, для наделения землёй неказаков, проживавших в войске, одним из необходимых условий был их переход в казачье сословие[1638]. Нет данных и о том, что предполагалось введение в войске наследственного землепользования[1639]. Такая мера подорвала бы один из важнейших устоев казачества — службу за право пользования земельным наделом. Несмотря на тяжёлую обстановку Гражданской войны, в войске функционировала почвенная экспедиция профессора С.С. Неуструева, обследовавшая к осени 1918 г. половину территории войска. Тем не менее в результате Гражданской войны на территории Оренбургской губернии в постоянной эксплуатации на 1920 г. находилось лишь 23% площади высева 1917 г., а крестьянское хозяйство практически свелось к натуральному[1640].

Законодательство и реальная практика в обстановке братоубийственной войны значительно отличались друг от друга. В станицах широко распространилось незаконное лишение земельных наделов тех казаков, которые жили вне своих станиц[1641]. Колоссальные масштабы в деревне приобрело пьянство, сопровождавшееся ростом преступности. Пьянство широко распространилось и в войсках, в том числе среди офицерского состава. Впрочем, все эти явления были ещё не так трагичны по сравнению с более поздним периодом 1921–1922 гг., когда в доведённом до отчаяния голодом населении Южного Урала, в том числе и казачьем, получило распространение людоедство и трупоедство[1642].